одаренные. Мой отец один из них, как и Верховный повелитель силы. На данный момент мне известно всего о двадцати гонцах смерти. Они служат ордену повелителей и следят за соблюдением наших законов. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, я решил, что достаточно силен для того, чтобы начать самостоятельно заряжать юни. Вооружившись редкой книгой, я заперся в своей комнате в Небесном замке и начал «творить»… – Он отстранился от Рубин и неодобрительно покачал головой. – Я хотел из обычного камня создать юни света. Как пульсар, только не обжигающий, а заменяющий масляные лампы. Ну и сотворил это. – Ордерион предъявил каменную руку.
– Боги, – упавшим голосом произнесла Рубин.
– Когда понял, что не могу вернуть руку в прежнее состояние, занервничал. Стал искать в книге способы изменения действия маны. А когда не нашел – разозлился на себя за беспомощность. Пришлось идти на поклон к Верховному и признаваться, что стащил книгу из библиотеки и проводил незаконные эксперименты в своей комнате. Наказание меня не волновало: я хотел вернуть руку. Но Верховный знал, что наказать меня нужно, и сделал это по-своему. Он привел меня в зал спящих. Там заботливые волхвы ухаживали за теми, чьи силы использовались для создания разных юни. Всего тридцать два повелителя силы и десять волхвов. – Ордерион тяжело вздохнул. – Среди спящих там находилась и одна целительница. Дева лет шестнадцати, зальтийка с темной кожей и вьющимися волосами. Верховный подвел меня именно к ней. «Ты наделил живое свойствами камня, и я даже не уверен, что нам хватит всех ее сил, чтобы обратить эти изменения вспять», – сказал он и протянул руку к зальтийке. Дева завопила так громко, будто и не спала вовсе, пока Верховный черпал из нее ману, заряжая камень и превращая его в исцеляющую юни. – «Нет! – закричал я. – Не нужно! Я останусь с такой рукой!» – «Научись с благодарностью принимать помощь тех, кто создан для того, чтобы служить», – ответил Верховный и продолжил убивать деву. А я понял, что не могу на это смотреть. Вот тогда у меня и случился выброс маны. Гнев на Верховного, беспомощность перед законами ордена, злоба на себя за собственную глупость вылились в мощнейший выброс света, накрывший всех вокруг. Верховный успел локализовать этот выброс и пострадал сам, получив ожоги всего тела. А тридцать два спящих повелителя и десять волхвов обратились в пыль.
– Боги, – прошептала Рубин и прижала ладони к лицу Ордериона.
– После выброса я утратил сознание и рухнул рядом с Верховным, – продолжил рассказывать Ордерион. – Пришел в себя, когда зал уже заполонили повелители из ордена. Они оказывали помощь Верховному, а напротив меня стояли двое гонцов смерти. Один из них занес руку, чтобы меня убить, а другой перехватил ее на лету и произнес: «Не надо. Судьбу повелителя с такими способностями должен вершить Верховный, а не мы с тобой». Первый не стал ему перечить. Меня заперли в тюрьме и отправили гонца к отцу с вестями о том, что я натворил. Спустя два дня тот приехал в Небесный замок. Все ждали, когда Верховный, которого лечили волхвы, огласит решение насчет моего будущего. Он заключил с отцом соглашение, и я остался жив. Меня обязали жить взаперти в течение двух лет и под руководством Верховного и других гонцов смерти дальше постигать науку об управлении маной. Год спустя Верховный предложил мне восстановить внешность с помощью вновь найденных целителей, но я отказался. Действие исцеляющей маны можно принять только с добровольного согласия, а я и без того погубил слишком многих. Еще через год мне позволили вернуться домой, в Белый замок. Но не просто так. Соглашение развязало отцу руки: в любой момент он мог призвать гонцов смерти, чтобы убить меня. Неповиновение, угрозы, странное поведение – и он был обязан принять меры. А если ослушается, ответ перед Верховным будет держать сам. Вот мы и оказались в одной упряжке. Я был зависим от отца, отец – от меня. А Верховный держал поводья и делал вид, что ничего не произошло.
– Это ужасно, – прошептала Рубин.
– Возможно, – пожал плечами Ордерион, – но к моменту возвращения в Белый замок я уже смирился с тем, что никто в этом мире на самом деле не свободен. Увидев меня в обличье, которое подарил выброс маны, Галлахер и Атан ужаснулись. – Ордерион снисходительно улыбнулся, вспоминая об этом. – Подданные, завидев меня, бросались кто куда. Не знаю, что пугало их больше: мой облик или сила, которая за ним скрывалась. Думаю, что все же облик, – хмыкнул Ордерион. – Слухи о том, как я выгляжу, быстро разнеслись по всей Инайе и за ее пределами. Поначалу меня это не особо заботило, но потом я подрос и понял, что девы меня чураются. А нравиться им хотелось. – Он лукаво прищурился. – Так появился дер Ерион. Почти я, но с длинным носом, который тебе так претил. Я до сих пор нахожусь в ордене на особом счету. Да, я гонец смерти. Да, мне приходилось убивать и после того, что со мной произошло. Каждый, будь то человек или повелитель силы, был виновен в преступлениях против ордена и, самое главное, против людей. Я до сих пор в долгу перед гонцом смерти, который пощадил меня. Я всегда считал, что отец тоже у него в долгу. Но мой родитель, очевидно, об этом позабыл. Тем гонцом смерти, что пощадил меня, был твой отец, Рубин. Поэтому в нашем послании я попросил его о помощи. Еще раз.
– Потому что однажды он уже тебе помог, – прошептала Рубин. – А меня ты защищал перед Луаром, потому что…
– Потому что любил, – перебил ее Ордерион. – Не ищи других причин. Их слишком много. Но главная та, что я тебя полюбил. Я не знаю, что будет с нами дальше. И не верю существу, что просит о помощи. Она хитра и умна и ведет себя слишком…
– …нахально, – закончила мысль Рубин. – Она сравнивает себя и свой народ с богами. Говорит, что это они создали наш мир. По дороге сюда мы угодили в туман. Я видела, как Ди буквально создавала предметы из воздуха. И еще у нее было странное окно. Она нажимала на пластинку из шариков, и в окне появлялись символы, точно такие же, как в твоих книгах.
– На языке повелителей силы? – Ордерион нахмурился.
– Да. Мы с Хейди пошли за Ди, потому что боялись вернуться к вам с Галлахером. Опасались, что снова окажемся заперты в Белом замке и уже никогда не найдем оттуда выход.
– Милая… – Ордерион склонил голову набок.
– Я видела белую комнату, Ордерион.
