унять;
Когда ночь была девочкой,
И каждый день был океанской волной,
Тарелки не влетали в окно,
И все мои слова оставались со мной,
Я сказал — стоп; вот мое тело,
Вот моя голова и то, что в ней есть.
Пока я жив, я хочу видеть мир,
О котором невозможно прочесть
В джунглях.
Я хочу видеть доктора
С лекарством в чистой руке,
Или священника, с которым
Я смогу говорить на одном языке,
Я хочу видеть небо; настоящее небо,
От которого это только малая часть.
И я возвращаюсь сюда,
Здесь есть куда взлететь и есть куда пасть
В джунглях.
А трава всегда зелена
На том берегу, когда на этом тюрьма.
Как сказал Максим Горький Клеопатре,
Когда они сходили с ума:
Если ты хочешь сохранить своих сфинксов,
Двигай их на наше гумно.
Мы знаем, что главное в жизни —
Это дать немного света, если стало темно
Кому-то в джунглях.
Так не надо звонить мне,
На телефонной станции мор.
Нет смысла писать мне писем,
Письма здесь разносит вор.
Ему по фигу любые слова,
Но как не взять, если это в крови;
Пока мы пишем на денежных знаках,
Нет смысла писать о любви
Сюда в джунгли.
Глубоко в джунглях,
Куда я вернусь, когда я кончу дела;
Глубоко в джунглях,
Где каждый знает, что сажа бела;
Глубоко в джунглях
Пьют так как пьют,
Потому что все равно ничего не понять;
Но достаточно бросить спичку,
И огня будет уже не унять —
В джунглях.
Ангел всенародного похмелья
Уже прошло седьмое ноября,
Утихли звуки шумного веселья.
Но кто-то движется кругами, все вокруг там, где стою я;
Должно быть ангел всенародного похмелья.
Крыла висят, как мокрые усы,
И веет чем-то кисло и тоскливо.
Но громко бьют на главной башне позолоченные часы,
И граждане страны желают пива.
Бывает так, что нечего сказать,
Действительность бескрыла и помята.
И невозможно сделать шаг или хотя бы просто встать,
И все мы беззащитны, как котята;
И рвется враг подсыпать в водку яд,
Разрушить нам застолье и постелье.
Но кто-то вьется над страной, благословляя всех подряд —
Хранит нас ангел всенародного похмелья.
Козлы
Стоя по стойке "смирно",
Танцуя в душе брейк-дэнс,
Мечтая, что ты генерал,
Мечтая, что ты экстрасенс,
Зная, что ты воплощение
Вековечной мечты;
Весь мир — это декорация,
И тут появляешься ты;
Козлы… козлы…
Мои слова не слишком добры,
Но и не слишком злы,
Я констатирую факт:
Козлы.
В кружке "Унылые руки"
Все говорят, как есть,
Но кому от этого радость,
Кому от этого честь?
Чем больше ты скажешь,
Тем более ты в цене;
В работе мы, как в проруби,
В постели мы, как на войне;
Козлы… козлы.
Увязшие в собственной правоте,
Завязанные в узлы.
Я тоже такой, только хуже
И я говорю, что я знаю: козлы.
Пока я не стал клевером,
Пока ты не стала строкой,
Наши тела — меч,
В наших душах покой.
Наше дыхание свято,
Мы движемся, всех любя,
Но дай нам немного силы, Господи —
Мы все подомнем под себя.
Козлы… козлы.
Мои слова не особенно вежливы,
Но и не слишком злы.
Мне просто печально, что мы могли бы быть люди…
Танец
Танцуем на склоне холма,
И полдень поет, как свирель.
Тебя называют Зима,
Меня называют Апрель.
Ах, как высоки небеса:
Их даже рукой не достать;
И хочется ветром писать
Мелодию этого сна.
И нас никому не догнать,
Затем, что, не зная пути,
Хранили частицу огня
И верили — все впереди.
Четырнадцать
Пьет из реки, смотрит с холма,
Ищет в песке ночную звезду —
Ту, что с небес упала вчера;
В жарком песке в медленный день.
Ночью она спит у огня,
Спит у огня, спит до утра;
Кто помнит то, что было вчера?
В жарком песке в медленный день…
Встань у реки
Встань у реки, смотри, как течет река;
Ее не поймать ни в сеть, ни рукой.
Она безымянна, ведь имя есть лишь у ее берегов;
Забудь свое имя и стань рекой.
Встань у травы, смотри, как растет трава,
Она не знает слова "любовь".
Однако любовь травы не меньше твоей любви;
Забудь о словах и стань травой.
И так, он поет, но это не нужно им.
А что им не нужно, не знает никто;
Но он окно, в котором прекрасен мир,
И кто здесь мир, и кто здесь окно?
Так встань у реки, смотри как течет река;
Ее не поймать ни в сеть, ни рукой.
Она безымянна, ведь имя есть лишь у ее берегов;
Прими свое имя и стань рекой.
Глядя в телевизор
Я знал ее с детских лет,
Я помню все, как будто вчера;
Я не помню отца, но мать была очень добра.
И все, что
