ты пожирал усердно!
Ужели ты не ведаешь стыда
Пред тем, чью доброту вкушал всегда?..
О нашей долгой дружбе знают люди.
За вероломство бог тебя осудит!»
Селянин отвечал: «О человек,
Досель тебя к не встречал вовек.
Ты мне не докучай печалью многой
И прочь скорей ступай своей дорогой,
Я не могу тебе ничем помочь!»
Обильный дождь пролился в ту же мочь.
И горожанин, вымокший до нитки,
В дом постучал опять кольцом калитки.
Не открывал селянин долго дверь,
Ходжа сказал: «Я все забыл, поверь,
Хоть за пять дней пришлось мне испытать
Обид, что мне хватило б лет на пять.
Поверь, твоей любви я не ищу,
За то, что испытать пришлось, не мщу.
Но где-то нам обсохнуть разреши,
Хоть для спасения своей души!
И отведи хоть тесный уголок
Всем нам, кто обессилел и промок».
Сказал селянин: «Есть в саду строенье,
Жил там старик, стерег мое владенье.
Ты там недолго можешь обитать,
Чтобы мой сад от волка охранять!»
Ходжа ответил: «Дай мне лук и стрелы,
Исполнить я готов любое дело.
Не то что волка, даже комара
Не допущу до твоего добра.
Но дай нам кров, чтобы жене и детям
Не мокнуть до утра под ливнем этим!»
Ош вошли, не спавшие давно,
В шалаш, где было грязно и темно.
Теснясь друг к другу, словно саранча,
Легли, слова такие лопоча:
«О боже, мы несчастье пожинаем
За то, что знались с этим негодяем,
Что дом покинули свой обжитой,
В погоне за несбыточной мечтой.
За то, что мы, услышав зов шайтана,
Пустились в путь уверенно и рьяно!»
В тот час ночной ходжа, сжимая лук,
Сад сторожил, вокруг ходил сам-друг.
Крепки ворота были и ограда,
Но .грызла, словно волк, его досада.
Стенал торговец, ничему не рад,
И охранял чужой плодовый сад,
В кромешной тьме, от холода дрожа,
Под проливным дождем ходил ходжа,
И вдруг средь ночи уследил он волка,
Стрелу пустил, не размышляя долго.
И зверь, упавши, из последних сил
Из брюха смрадный ветер испустил.
Селянин прибежал и хмур и зол:
«Что ты наделал, это ж мой осел!
Твоей семье отвел я кров прекрасный,
А ты мне вот чем платишь, о несчастный!»
Сказал ходжа, досель стоявший молча:
«Я в существо стрелял с повадкой волчьей.
Во тьме кромешной зверя злобный вид
О том, что это хищник, говорит!»
Селянин плакал: «То моя скотина,
Я своего осла любил, как сына.
И смрадный дух его, хоть ночь темна,
Я отличу, как воду от вина».
Сказал ходжа: «Все, что темно, то зыбко,
Во тьме возможна всякая ошибка.
Неясен ночью нам предмет любой,
Ибо во тьме все схоже меж собой.
Сейчас и ночь, и дождь, и тьма, и тучи.
Чтобы судить, дождемся утра лучше».
Вопил селянин: «Своего осла
По духу я узнал, хоть тьма и зла.
Во всякий раз я различу тотчас
Тот запах, словно путник — свой припас!»
И тут ходжа приятеля былого
Схватил за воротник и молвил слово:
«Мне кажется, ты накурился так,
Что память помутил тебе терьяк.
По запаху осла ты распознал
И не узнал меня, чей хлеб вкушал!
Чем лучше по сравнению со мной
Осел твой, испустивший дух срамной?
Осла узнал ты, человек бесчестный,
И позабыл мой кров, тебе известный.
Ты много раз готов твердить о том,
Что и о вас, и о себе самом
Ты, правоверный, ведаешь немного,
Твой занят ум лишь прославленьем бога.
Ты смеешь думать, что постигнул суть.
Но для чего? Чтоб друга обмануть?
„Не отличаю я земли от неба",—
Твердишь ты, пожалев мне корку хлеба.
Но в ярость между тем тебя привел
Дух, что из брюха выпустил осел.
Осел был тем хорош, что дал возможность
Всем людям уяснить твою ничтожность.
Пусть за швеца себя не выдает
Тот, кто простой рубахи не сошьет.
Когда ты швец, так чем кричать без толка,
Возьми иглу и сшей халат из шелка.
Легко прослыть Рустамом на словах.
Но делом проверяет нас Аллах!»
Рассказ о том, как сокол уговаривал уток покинуть пруд и улететь в степь
Однажды сокол уткам говорил:
«У вас, несчастных, разве нету крыл?
Что ж вы сидите на своем болоте,
В степь не летите по своей охоте?»
Сказали утки: «Нас не искушай,
Вода нам — крепость, нам болото — рай.
И вообще отнюдь не всякой птице
То подобает, что тебе годится.
Пусть не зовет
