— Это японский частный торговый дом; занимается операциями в сфере горной промышленности, энергетики, банковского дела, электроники и строительства. Говорят, прикрытие для семьи Такеши.
— Такеши? Это не его отравили триады? — припомнил Грин, старательно размешивая ложкой кофе.
— Мафиози опрыскали его еду чем-то вроде радиоактивного спрея, — подтвердила Дженнифер. — Им почти удалось убить его. С тех пор его никто не видел. Он отказывается выходить из своей квартиры.
— Он точно стоит за «Такано холдингс»?
— Никаких доказательств нет. Только слухи.
— Ну, в любом случае не лишним было бы провести экспертизу, чтобы понять, какое полотно является подделкой.
— Можем выступить с таким предложением. Но пока Такано отказывается даже сказать, где и когда была куплена картина. Возможно, чтобы не объяснять, откуда взяли деньги.
— Где сейчас картины?
— «Кристис» держит их в Париже до аукциона.
— Хорошо. — Грин сделал долгий, вдумчивый глоток кофе. — Молодец, Брауни. Кто бы ни занялся этим делом дальше, у него будет отличная стартовая информация.
— Простите? — Дженнифер показалось, что она ослышалась.
— Ну, не могу я допустить тебя к этому делу. Больше не могу.
— Почему, черт возьми?!
— Потому что ты напала на гражданское лицо. Потому что чем дольше ты находишься на виду, тем больше опасений, что всплывет вся история с «двойным орлом». Я говорю лишь об отпуске на пару недель, пока шум не уляжется. Сама знаешь, как играют в такие игры.
— Для меня это не игра, — возразила Дженнифер. — Мы говорим о моей карьере.
— Что, по-твоему, я должен сделать?
— Разрешить мне продолжить выполнять свою работу, а не снимать меня с дела при первой же выбоине на дороге.
— Знаю, что ты расстроена. Но нам всем нелегко.
— Естественно, я расстроена, — повысила голос Дженнифер; черные глаза опасно блеснули. — Я не выбирала себе задание. Вы перекинули меня на это дело, помните? А теперь отстраняете. Из-за чего? Из-за того, что какой-то придурок на ногах не держится? Как насчет выслушать мою версию случившегося? Как насчет лояльности?
— Даже не пытайся вывалить все это дерьмо на меня, — жестко возразил Грин. — И не забывай, с кем разговариваешь. Этот парень, может, и придурок, но ты его ударила, Брауни. Не важно, по какой причине, но ты его ударила. Бюро не может просто сделать вид, что ничего не было. Сама посуди, как это выглядит со стороны. Подумай о Бюро.
— Меня не волнуют политические дрязги.
— Осторожно, Брауни, — снова предупредил Грин. — Я на твоей стороне…
— О нет. — Слухи о том, что Грин собирается баллотироваться в сенат, вдруг показались ей далеко не беспочвенными. — Вы всего лишь хотите убедиться, что это никак не скажется ни на вас, ни на правительстве.
— Я оперирую фактами. И пока все не уляжется, не позволю вам с Льюисом играть в прятки по всему городу.
Повисло долгое молчание. Дженнифер сверлила Грина испытующим взглядом, а он, казалось, искал решение проблемы на дне чашки.
— А если я уеду из страны? — внезапно предложила Дженнифер, вспомнив о том, что Грин говорил раньше.
— Что? — Он озадаченно нахмурился, словно думал о чем-то другом.
— Вы можете отправить меня в Париж, — уверенным тоном продолжила она. — Даже Льюису будет тяжеловато увязаться за мной.
— Безумная идея.
— Это ваша идея.
— Моя?
— Вы спрашивали, согласится ли японская корпорация на проведение экспертизы. Давайте спросим. Если у нас получится собрать вместе все картины, мы, вероятно, сможем выяснить, какие из них поддельные, и сосредоточить расследование на них. Я продолжу заниматься делом, но вне досягаемости Льюиса.
Грин медленно шевелил губами, обдумывая предложение.
— Что для этого нужно?
— Пара ваших телефонных звонков, чтобы уладить все вопросы с департаментом полиции Нью-Йорка и заказать необходимую информацию. Звонок Хадсона Рубену Рази для получения его разрешения. Звонок от Коула — убедить японцев. Непросто, но вполне реально.
— Это не стандартная процедура, — колебался Грин.
— Я уверена, что лорд Хадсон будет признателен вам за все, что вы для него делаете, — мягко сказала Дженнифер. — Как и все остальные ценители искусства.
— В этом бизнесе много денег и занято много людей здесь, в Нью-Йорке, — признал Грин. Он говорил так, словно оправдывал расследование перед вышестоящими инстанциями. — Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы защитить их. — Он одним глотком допил кофе и поднялся. — Я сделаю несколько звонков. Буду на связи. До тех пор никуда не уходи.
— Если не возражаете, сэр, — попросила Дженнифер с улыбкой, — я бы пошла спать.
Глава двадцатая
Кафе «Вольтер», Пятнадцатый квартал, Париж, 20 апреля, 12:30
Воздух был наполнен клубящимся сигаретным дымом, в котором периодически показывались лопасти потолочного вентилятора, напоминая пропеллер, прорывающийся сквозь облака. У стойки бара сидели двое мужчин; каждый держал бокал в одной руке и квиток со ставкой в другой, и оба не отрывали взглядов от телевизора. Звук был выключен, но Том легко мог представить себе нарастающее крещендо голоса комментатора, по мере того как гонка подходила к кульминации.
За спинами мужчин бармен склонился над опубликованным в газете расписанием скачек, через его плечо было перекинуто полотенце, слева стояла недопитая кружка пива. Переполненная желтая пепельница стратегически удачно располагалась между ним и двумя посетителями. Том помедлил, пораженный тем, насколько вечной выглядела эта сцена. Казалось, зайди сюда в любой день и в любое время — увидишь то же самое.
— Где он? — спросил Том на французском, постучав костяшками пальцев по стойке.
Бармен нехотя поднял глаза, кивнул в сторону туалетов и снова углубился в чтение.
— Два эспрессо, — заказал Том, покосившись на тонувший в полумраке зал. — И побольше сахара.
Бармен закатил глаза и демонстративно медленно принялся складывать газету. Том постепенно привыкал к недостатку освещения. В глубине зала, за столиком, расположенным у входа в туалет, сидела одинокая сгорбленная фигура, освещаемая только перемигивающимися лампочками на стоящем рядом игровом автомате.
— Жан-Пьер? — окликнул Том, приблизившись. Человек слегка поднял голову. В левой руке была зажата сигарета, догоревшая до фильтра.
— Je suis occupe, Felix[7], — донесся голос из-за свисавших волос.
— Да я уж вижу, как ты занят, — проворчал Том с улыбкой, садясь за столик. Повисло молчание.
