Белые пятна мелькают перед глазами. Мои ногти впиваются в спину Марко. Когда я напрягаюсь вокруг него, он стонет:
— Да, малышка. Черт. Кончай.
Моя голова откидывается назад в приступе удовольствия. Спина выгибается, прижимая переднюю часть моего тела к его сильному, восхитительному телу. Я задыхаюсь, затем стону:
— Марко, — моя киска сжимается вокруг него, стискивает его. Благодарит его.
Его рот открывается в безмолвном стоне, а глаза закрываются, когда его толчки становятся неуправляемыми. Он зарывается носом в мою шею, и запах его одеколона распространяется по мне.
Он пахнет восхитительно.
Все еще плавая в отголосках удовольствия, я поднимаю руку, хватаю его затылок и удерживаю его около себя. Звук нашего совместного тяжелого дыхания заполняет комнату. Внезапно его бедра еще раз дергаются, затем успокаиваются. Он рычит у моей шеи, а затем кусает меня за местечко между плечом и шеей.
Неожиданный укус заставляет мои собственные бедра дернуться навстречу к нему.
Его тело напрягается. Он кусает сильнее. Я ловлю ртом воздух и чувствую, как его член дергается внутри меня. Низкий горловой стон вырывается из него. Потом он кончает. Мы истощены. Мы падаем от усталости, наши груди тяжело вздымаются.
Я трепещу. Неудивительно, что люди делают это, и часто. Мы только закончили, и я хочу сделать это вновь. Сердце бешено колотится.
Щелк.
— Это было удивительно, — шепчу я дрожащим голосом.
Все еще сплетенных, Марко переворачивает нас на бок, и внимательно смотрит на меня. Его взгляд такой глубокий, такой решительный, что я избегаю этого взгляда и опускаю подбородок к его груди. Он просовывает пальцы под мой подбородок и поднимает мое лицо. Мои глаза неохотно встречаются с его, и я смотрю, как его губы дергаются. Он бормочет благоговейно:
— Ты удивительная.
Он прижимается своим ртом к моему, и мои глаза закрываются от этого прикосновения. Я чувствую этот поцелуй глубоко в душе. Этот поцелуй не действие. Это — разговор. Так много можно сказать поцелуем. Мои пальцы задевают его подбородок, когда я углубляю наше прикосновение.
Я чувствую, что его губы искривляются напротив моих, и я ухмыляюсь в ответ. Он хихикает в мой рот.
— Это, черт возьми, стоило того.
Боже мой, я обречена.
Глава 16
Ускользнуть из комнаты Марко было нелегко. Не потому, что я боялась, что кто-то увидит меня. Вполне очевидно, что вряд ли кто-то бодрствовал в 4 утра. Проблема ускользнуть из комнаты Марко… была в самом Марко.
— Не уходи. Останься здесь. Еще на несколько часов, — он хватает меня за руку и рассуждает: — Просто поспи со мной. Я поставлю будильник, и мы вместе проснемся, — он ухмыляется и разглядывает мое тело, — и примем вместе душ.
Я усмехаюсь:
— Ага, это будет супер, — я выпрямляюсь и пародирую то, как вероятнее всего, все случится: — Привет, Боб! Ага, Кэт и я спали вместе, а теперь собираемся в душ. Что такое? Ты собираешься убить меня? — смотрю на мой живот и моргаю. — Ты, мать твою, ранил меня, Боб! — для драматизма я падаю на кровать и закрываю глаза. — Вот черт, я умер.
Тихий смех Марко сотрясает кровать, и я ухмыляюсь. С ним так легко болтать и шутить. Не думаю, что когда-либо прежде чувствовала себя так комфортно рядом с каким-либо человеком.
Поле секса Марко настаивал, что хочет искупать меня, но не было ни единого шанса, что я рискнула бы, чтобы нас поймал кто-нибудь в душе вместе. В «Мираже» была общая ванная комната, как в спортзале или колледже. Представьте себе жилые помещения, как комнаты в общежитии, необычных комнаты, но все же без собственной ванной комнаты.
Когда я отказалась принять с ним душ, он вздохнул, будто я раздражала его, встал, снял презерватив и какое-то время бродил по комнате. Он подошел к кровати с бутылкой воды и полотенцем.
Полотенце было белое.
Мои глаза расширились. Я дернула подбородком в сторону полотенца и фыркнула:
— Я не буду его использовать.
Он посмотрел вниз на полотенце:
— Почему нет?
Я, задыхаясь, говорю:
— Оно белое!
Он пялится на меня, явно не понимая о чем я. Я закатываю глаза:
— Оно станет красным, после того, как я воспользуюсь им.
Он пожимает плечами:
— Я скажу, что порезался, когда брился.
Я колеблюсь, он вздыхает:
— Ты хочешь, чтобы я нашел темное?
— Да, пожалуйста, — счастливо бормочу я.
В комнате было тихо, когда он надел джинсы и вышел. Ему потребовалась минута, чтобы найти другое полотенце. Когда он вернулся с красным полотенцем в руке, я встала, подошла к нему и протянула руку, чтобы взять полотенце. Он с негодованием посмотрел на мою руку и отодвинул полотенце вне моей досягаемости:
— Если хочешь полотенце, тебе придется заплатить за него.
Мои глаза сощурились:
— Чем?
Его глаза слегка прикрылись:
— Иди сюда.
Делаю шаг к нему и пищу, когда его руки обнимают меня и поднимают в воздух, удерживая меня вплотную у его голой груди. Он захватывает мои губы в требовательном поцелуе. Поцелуй, который ощущается так замечательно и оставляет во мне желание.
Когда он отпустил меня, он посмотрел вниз и убрал прядь волос мне за ухо:
— Долг оплачен.
Он отдал мне полотенце, взял бутылку воды, и поставил ее в пустующий угол его комнаты. Я мылась в тишине, стоя спиной к Марко, довольная, что не могу видеть кровь на мягкой ткани, которой я очищала себя.
Как только я закончила, я вернулась к кровати и плюхнулась на нее в приятные руки Марко.
Я чувствовала себя маленькой, лежа рядом с ним, и то, как его тело возвышалось над моим, заставляло меня чувствовать себя защищенной и в безопасности. Его мягкий характер определенно удивил меня, как и его потребность прикасаться ко мне. Я ожидала чего-то другого, но я была счастлива, что получила именно это. Чрезвычайно счастлива.
Он поднимает мою руку и играет с пальчиками, избегая моего пристального взгляда.
— Не уходи.
Он был таким милым и внимательным, и я правда, правда хотела остаться. Но все-таки ушла.
Он поцеловал меня около своей двери, и потом оставил еще поцелуй на моей руке, той руке, которую держал своей. Он пытался убедить, что меня нужно проводить до церкви. Я уверила его, что была уже большой девочкой и гуляла в такое время много раз раньше. Неохотно, он отпустил меня, и я шла весь путь до моей комнаты с огромной улыбкой на лице.
Для первого раза все прошло очень даже хорошо. У меня прелестно болело там — достаточно, чтобы напомнить мне почему, но недостаточно,
