чутье Парамона, схватили бы и его с Захаром. Они поостыли, залегли в Козлове на дно, потихоньку проживая награбленное. Вскоре к ним примкнул моршанский Прохор, по кличке Шило, а за ним и мы с Калерией.
Октября 10 дня 1830 года. Что удивляет в Синем, так это его тяга к карточной игре и молодым светловолосым девицам из благородного сословия. Переоденется в дворянчика, нацепит на нос очки или пенсне и едет к какой-нибудь усадьбе на отшибе. Усмотрит подходящую барышню на прогулке по саду или парку, подхватит – и в экипаж! За прошедшее время уже сменил третью. Позабавится, и отпустит восвояси. Никого не щадил, ни купцов, ни зажиточных крестьян, ни полицейских, а девиц после сладостных утех довозил едва ли не до родного крылечка. Все это правда, но как измерить глубину страданий несчастных бедняжек? Они, конечно, могли внешне вести себя так, как будто ничего не случилось. А душевная рана? Ее, на мой взгляд, ничем не унять. Боясь навлечь на себя гнев главаря, а на расправу он был скор, я помалкивал, другим же до этого не было никакого дела, в том числе и Калерии.
Глава 9
Ноября 20 дня 1830 года. Отправились в Борисоглебск, чтобы пощипать местных купчиков и состоятельных мещан. Прямо под городом нам попался торговый обоз из трех повозок. Решили его окорачивать. Один из торговцев оказал сопротивление, молодой был, несдержанный. Внезапно выхватил нож и полоснул ближайшего к себе разбойника, им оказался Прошка. Моршанец только и успел, что впустую махнуть своим шилом и прохрипеть с кровавой пеной у рта: «Сволочь!» Торговец бежать, но Синий догнал его буквально в три прыжка и топором размозжил голову. Покончил он таким же точно образом и с другим обозником, седовласым стариком, невзирая на его мольбы и стоны. Третьего, также пожившего на свете, зарезал Захар. Товар мы сбыли в тот же вечер скупщику краденого, а на часть награбленных денег сытно выпили и поели у знакомого горожанина.
Декабря 10 дня 1830 года. Все еще находимся в Борисоглебске. Погода не радует, оттепель, снег с дождем. Провернули несколько незначительных дел, Синий не доволен, на всех срывает зло. Только к Калерии относится более или менее терпимо.
Декабря 13 дня 1830 года. Злополучный для меня день. После обеда отправились с Синим на базар, где, потолкавшись немного у мелочников, крамарей и сундучников, зашли в лавку с красным товаром, над которой возвышалась рядская церквушка. Покупателей в ней не было. Высокий и худощавый сиделец вскочил с табурета и заулыбался.
– Просим! Товары на любой вкус, справа – ситец, слева – шелк, посеред – стеклярус!
– Нас не это интересует, – сказал Синий, щелкая семечки.
– А что ж тогда?
– Деньги.
– Какие деньги?
– Те, что ты в ящик стола напихал. – Синий мгновенно приставил свой складной нож к горлу продавца. – Живо достал и отдал мне!
От лица худощавого сидельца отлила вся кровь, он стал походить на чахоточного больного. Через секунду вся выручка – рублей тридцать – перекочевала в карман Синего.
– Молодец! – похлопал он по щеке сидельца. – Торгуй дальше, больше мы тебя не побеспокоим. Кричать не будешь?
Сиделец, продолжая таращить на нас глаза, молча замотал головой.
– Ну, вот и отлично! – ухмыльнулся Синий. – Будь здоров!
Но едва наши сапоги застучали по базарной брусчатке, как из лавки понеслось:
– Ограбили, люди добрые! Всю наличность взяли! Вон те двое, лови их!
Мы рванули с места, пробежали через ряды лавок и уж почти выбрались к обочине базара, где шла торговля с телег и расстеленных на земле рогожек, когда носок моего сапога зацепился за камень, и я со всего маху зарылся носом в какой-то хлам. Меня тут же повязали, подняли на ноги и отвели на съезжую, забитую под завязку всякого рода арестованными: кто на базаре с прилавков тырил, кто в домашнюю форточку влез, затесался и ширмач, худосочный парень лет двадцати трех с короткими каштановыми волосами. Его взяли, когда он, с перекинутым через руку сюртуком, обчищал карман зазевавшегося горожанина.
– Меня тетка одна спалила, – говорил он мне, шмыгая носом. – Я уж почти вынул кошелек, а тут она, чертовка! Заметила, лопни ее глаза! Я ходу, да где там! Словили, как и тебя. Третьего дня трясуном работал, в толпе выбивал рукой бумажники из внутренних карманов. Неудачно, мелочь одна досталась. Вчера писарем был, резал карманы и сумки заточенной монетой. Так себе денек, на пару рублей всего разжился, да и те спустил вечером трактире.
Присутствия духа я не терял, знал, что Синий что-нибудь придумает, чтобы вызволить меня из передряги. И точно. Слышу, меня десятник кличет. Выхожу в коридор, а он мне на ухо:
– Я тебя якобы к начальнику сейчас поведу. На самом деле идем наружу, к дырке в заборе. Будь готов!
Вышли из полицейского участка и тронулись в сторону забора. Когда локоть десятника ткнулся мне в ребро, я – нырь в лаз и деру! Бегу по улице, не чуя ног под собою, слышу, знакомый свист раздается. Поворачиваю голову – Синий! Стоит, покуривая трубку, на углу и машет мне рукой.
Я поблагодарил его, и мы зашагали к себе на хату. Поравнявшись с трактиром, располагавшимся в полуподвальном помещении, я почесал затылок.
– Эх, сейчас бы стаканчик-другой винца!
– Перебьешься, – хмыкнул главарь. – Всю выручку из лавки пришлось ухлопать на подкуп десятника!
Декабря 17 дня 1830 года. Синий познакомился в городе с беглым крестьянином петродарского помещика Сенявина, потомка знаменитого адмирала. Они выпили, тот за кружкой водки признался, что сбежал из имения вследствие того, что крепко побил помощника управляющего, буквально искалечил его. Тер ему также, что есть возможность хапнуть большую добычу… Боже, я уже и пишу как заправский разбойник – «тер», «хапнуть»!.. Так вот, управляющий сенявинскими имениями, по его словам, держал в конторе мешок денег на уплату налога в казначейство. Предложил обмозговать дельце. Синий приведет его к нам завтра.
Декабря 18 дня 1830 года. Беглого зовут Спиридоном Васильевым. Юркий малый, жилистый, вроде Захара, и ушлый, себе на уме, но клянется, что заводить рака за камень ему не с руки, очень хотел бы разжиться деньжонками… С ним пришли и двое его двоюродных братьев по отцу, Семен и Тарас. Бежали вместе с ним из имения. Они хоть и были крупней и старше Спиридона, но команды раздавал он, и те его слушались.
– Надо брать, пока управляющий не отвез мешок в Петродар, – сказал он нам, как только Синий привел его на хату. – Я знаю там, в имении,
