должна сказать, но не могу.
Оторвавшись от моей шеи, мужчина заглядывает мне в глаза и хрипло произносит:
— Говори мне «ты», — с полуулыбкой на лице. — Хотя бы сейчас.
— Нам нельзя… — тяжело дыша, выдыхаю я, что выходит досадно. — Для меня это впервые, и я бы не хотела, чтобы все было так… — признаюсь откровенно, ибо говорить «после», уже бесполезное дело было бы. — Под словом «так», я имею в виду…
— Не с едва знакомым мужиком старше тебя существенно, — произносит он без доли обиды или злости, что во взгляде, что в голосе. Просто откровенная констатация.
— Нет… То есть… — вся сжимаюсь.
Мне остро хочется, чтобы он просто продолжил меня целовать, но я не такая смелая, чтобы попросить об этом. Да и только что я решила, что все это неправильно. Ни к чему эти противоречия.
Мужчина продолжает нависать надо мной скалой, но ничего не делает. Словно ждет, что я скажу еще одну умную мысль, которая поможет ему оторваться от меня.
И я выдаю то, чего совсем не хотела говорить:
— Наверное, мне лучше уйти от вас, в смысле из дома…
— Уйти? — вздергивает бровь.
— Ну, вы легко найдете няню. Мне очень не хочется оставлять Киру, но лучше будет…
— Не будет. Ты останешься, как мы и договаривались.
— Да, но…
— Никаких «но», — твердо, и смотрит уже сердито. — Уговор в силе. Да и некуда тебе идти. К этим алкашам? Нет, ни за что.
Он так говорит, будто может решать за меня.
Я думала, что я тут хоть и не гостья, и уж точно не член семьи, но все же остаюсь свободным человеком. Но, похоже, что нет. Меня это пугает, но в то же время радует. Я давно никому не нужна. Мама хотела лишь тянуть от меня деньги, папа умер, Димка хотел просто поиметь, а здесь я чувствую, что нужна.
— Ты поняла? — уточняет, смирилась ли я с его решением не отпускать меня.
— Я… выполню наш уговор, — киваю, разглядывая лицо мужчины в этом полумраке. Лишь слабый ночник работает в этой комнате.
— Умница, — произносит довольно.
— Мне… мне нужно проверить Киру.
— Ей рано еще спать.
Не хочет он меня отпускать.
— А я просто ищу повод сбежать, — признаюсь. Он же просил говорить ему правду всегда.
Не дождавшись ответа от Егора, то есть от Егора Алексеевича, ибо я никогда не смогу обращаться к нему на «ты», даже случись у нас близость, я пытаюсь выползти из-под него, но он пресекает мою попытку, накрывая мое тело, давая мне почувствовать его приятную тяжесть.
— Я думала, мы решили, что все это плохая идея… — выдыхаю, смотря на губы мужчины, которые очень красивой формы, и которые навсегда останутся на моих губах. Я и через пятьдесят лет всего этого не забуду, если все еще жива буду.
— Угу, плохая, — немного иронично. — Но мы же можем немного погрешить.
— Эм… И что это значит?
— Я покажу, — с хрипотцой выдыхает мужчина и, резко отстранившись от меня всем корпусом, бесцеремонно задирает футболку мне до подмышек. Бюстгальтер на мне почти прозрачный, мой любимый, очень удобный, который сейчас выдает мое состояние.
Ахаю, на секунду чуть приподнимая голову с постели, но не пытаюсь его остановись.
Прикрываю глаза, когда он принимается с начала низа живота покрывать кожу горячими поцелуями, поднимаясь все выше и выше, все-таки вынуждая меня выдохнуть рваный стон. Он словно уговаривает меня на продолжение, чтобы я отказалась от собственных слов и, возможно, даже попросила его сделать это со мной.
Проложив дорожку поцелуев почти до груди, он возвращается на уровень моего лица и сминает мои губы, в то же время аккуратно протискиваясь рукой мне в штаны, минуя и белье.
Я резко содрогаюсь, мычу в губы, от которых он отрывается.
— Я не причиню боли, — говорит он с обещанием во взгляде и снова накрывает мои губы, продолжая продвигаться рукой, заставляя меня несколькими секундами позже томно застонать ему в губы. И не отпускает меня, пока не доводит своими умелыми пальцами до поразительной вспышки перед глазами и невероятного чувства до кончиков пальцев.
* * *
Просыпаюсь аж в начале седьмого.
Как я вообще уснула — без понятия.
Вчера… Это было нечто.
Я все-таки нашла в себе силы уйти от него, хоть и знаю, что он очень этого не хотел. Но он не стал удерживать и просить что-то взамен для себя.
Я ушла к Кире и провела ночь в ее комнате. Легла на ее диванчике. Не стала выходить.
Но сейчас выхожу, чтобы сделать себе чашку кофе. Так голова гудит. Кофеин поможет. Все равно больше не усну.
Подхожу к кофейной машине, подставляю кружку, но поднеся палец к кнопке, застываю.
Мне показалось или на столе лежит записка?
Оборачиваюсь. И правда половина листа А4 лежит на кухонном столе. Ставлю кружку, подхожу и беру листок. Читаю.
«Скажи Матвею, чтобы на своих двоих прогулялся до школы. По Кире сама решай, как день проведете. Буду поздно вечером».
Хм… Значит мне не показалось, что он ушел где-то в пять. И куда это он в такую рань…
Не мое дело. Мне вообще поменьше нужно о нем думать. Желательно, вообще не смотреть в его сторону.
Все, решено. Я буду игнорировать его. Только по вопросам Киры и Матвея буду с ним говорить.
Больше ничего не случится между нами.
Глава 25
Уже семь вечера, а его все еще нет.
Мне бы радоваться этому, но я места себе не нахожу.
Утром я погорячилась о своем игноре. Это дурость. Не получится у нас так. А мое такое поведение, вероятно, только подстегнет его. Наоборот, нужно поговорить с мужчиной и расставить все точки. Только нужно это сделать в удобное время, когда мы будем наедине. Больше я не позволю ему к себе приблизиться.
Он не может пользоваться мною, а я не могу терять голову. Скоро мне придется уйти, так что все это заведомо глупость. У меня будто до сих туман в голове после всего, что он заставил меня испытать.
Сегодня я не готовила. Разогрела для детей еду, которую недавно привезли.
Матвей даже решил выйти в кухню. Сидит, молча ест. Но закончив есть свою курицу, поднимает на меня взгляд и деловито спрашивает:
— А где папа? Почему он с нами не ужинает?
— Он оставлял записку, что будет поздно. Но ты можешь ему позвонить. Не звонил?
— Нет… — хмурится, складывая руки на стол.
Кирочка ест, посматривая мультфильм на телевизоре, что висит высоко
