действия Аттавио сейчас и шесть лет назад, в самом начале их брака. Можно было подумать, что у него не все в порядке с головой. Хотя из-за своего жесткого и авторитарного характера муж никогда не нравился ей, раньше она хотя бы понимала его и могла с легкостью объяснить каждое его слово, каждое его действие.
Сейчас же он раз за разом загонял ее в тупик, в котором она далеко не всегда видела правильное решение.
Неприятное ощущение. Нелогичное. Но, видимо, неизбежное.
Хотя для самого мужчины все было очень даже логично и естественно. Женщины — существа нежные и любящие внимание и ласку. А незамысловатый массаж для уставших ножек — не та наука, которой надо обучаться в специальных университетах. Да и занятие это приятное, особенно когда ступни маленькие и красивые, с изящными изгибами и пальчиками, так хорошо ложащиеся в мужские ладони.
Аттавио идет дальше, не ограничиваясь только нежными стопами, — и вот его пальцы уже аккуратно разминают лодыжки и мягкие голени, не прикрытые тонким шелком чулок. Мираэль это определенно нравится, и потому больше не брыкается, поэтому Аттавио, бессовестно задрав подол платья, уже ласкает чувствительно местечко под коленями, отмечая гладкую и лишенную даже малейшей растительности кожи. Как и положено аристократке, она избавляется от нежелательных волос, что, разумеется, не может не взволновать и усилить далекие от целомудрия желания.
Переведя взгляд на расслабленное и разомлевшее личико своей жены, граф удовлетворенно усмехается. Сбросив маску, сейчас оно по-особенно мягко и нежно, а изогнутые в легкой улыбке губы с легкостью напоминают о недавнем поцелуе.
Слишком уж простом и коротком. И потому — совершенно недостаточном.
— Мираэль? — негромко зовет Аттавио, привлекая внимание графини.
Длинные изогнутые ресницы трепещут и медленно поднимаются, как крылья бабочки. Секунда на фокусировку зрения — и скулы Миры вспыхивают ярким румянцем. Какая отзывчивая девочка!
И хотя Аттавио рискует получить очередной протестующий крик или даже оплеуху, он все равно молниеносно протягивает руки, перехватывает девушку за талию и с легкостью пересаживает — на собственные колени, предусмотрительно раздвинув женские колени, чтобы те удобно уперлись в матрас кушетки по обе стороны от его бедер. Шумно выдохнув, Мираэль инстинктивно упирается ладонями в мужские плечи и пытается оттолкнуться, но Аттавио уже крепко обнимает ее за талию и тесно прижимает к своему торсу.
— Граф! — ожидаемо возмущается девушка, вмиг отбрасывая в сторону недавнее томление и при этом краснея еще больше, — Это что еще такое?! Вы что себе позволяете?!
— Видимо, что-то лишнее? — философски замечает Аттавио, снова криво улыбнувшись.
— И совершенно бесстыдное! Отпустите меня! Немедленно!
— Тебе ж понравилось, Мираэль. А как же отблагодарить?
— Отпустите. Меня. Немедленно! — четко, почти по слогам, приказывает девушка, недовольно прищуриваясь и снова дергаясь в попытках вырваться.
Вместо этого она делает одно неловкое движение, из-за чего собственной промежностью ощущает что-то твердое и напряженное. И едва сдерживается от того, чтобы не выругаться. Она умела. Научилась в свое время. Так что если этот мужчина думает, что она с легкостью пойдет у него на поводу, то он глубоко ошибается!
— Я могу это сделать. Но не буду, — беспечно откликается Аттавио. И, продолжая надежно удерживать одной рукой девушку на своих коленях, второй скользит вверх и обхватывает в итоге тонкий изящный затылок. Зарывается пальцами в волосы, немного тянет, а после, сдернув простую заколку, в несколько движений распускает косу.
Мираэль машинально дергает головой, из-за чего ее густые и рассыпчатые волосы укрывают ее подобно плащу. И уже знакомо отражают льющийся от свечей свет, образуя вокруг девушки мягкое и нежное сияние.
— Красивая, — удовлетворенно сообщает Аттавио, чем повергает ее в очередной шок. — Не сопротивляйся, девочка. Тебе понравится.
Легкое нажатие ладонью на затылок — и они прижимаются друг к другу губами, совсем как несколько часов назад. Только на этот раз он не прерывается слишком быстро, потому что мужчина просто не дает и малейшей возможности Мире отпрянуть. И делает поцелуй глубже и откровеннее, размыкая ее губы собственными и скользя языком не только с внешней стороны, но и с внутренней.
Обволакивая дыханием. Касаясь зубов и десен. Встречаясь с женским язычком в невообразимо сладком и чувственном поединке.
Миру будто подбрасывает вверх. И тут же ловко перехватывают у самой земли, не давая удариться. Вот такое вот странное и незнакомое ощущение она переживает сейчас. Но оно почему-то не обрывается. Не исчезает и не испаряется. И это… очень странно… Как-то неестественно долго. И очень… приятно…
Сладко…
Ее глаза закрываются сами собой. А сердце, остановившееся на первой секунде, вдруг начинает биться в ускоренном темпе. Все разумное и рассудительное куда-то девается, оставив вдруг вспыхнувшее звездой наслаждение и томную негу, окутавшую ее теплым и мягким одеялом. А невозможная сладость, проникнув в каждую клеточку тела, вдруг заставляет трепетать и помимо воли отзываться на умелый поцелуй жалобным стоном и нетерпеливым ерзаньем.
Хотя вот это, конечно, она зря. Потому что Аттавио, и без того довольный, что получает отклик от обычно собранной и неприступной графини, от ее шубуршания на своих коленях чувствует еще более сильное желание. И теперь уже глубокого и неприличного поцелуя ему опять мало.
Поэтому — вот его ладонь ложится на округлое бедро и жадно оглаживает аппетитные формы. Задирает платье повыше и забирается под гладкий шелк нательной сорочки и касается обнаженной кожи, вызывая тем самым у Мираэль очередной стон и весьма красноречивую реакцию у ее неискушенного тела.
Потом — смело развязывает узелок платья и широко распахивает его полы. Накрывает полную грудь и сжимает ареолу, чтобы потом сразу, оттянув ворот сорочки, погладить твердый бугорок нежно-розового соска.
Столь откровенная ласка на секунду приводит Миру в себя, и, отпрянув, она всхлипывает:
— Нет! Не надо!
Не позволяя девушке ускользнуть, Аттавио снова уверенно притягивает ее к себе и прижимается ртом к изящно изогнутой шейке. Мира снова вздрагивает и погружается в очередную порцию искусной ласки — мужчина выцеловывает чувствительную кожу под ухом, скользит ниже, слегка прихватывает губами и зубами и тут же — зализывает невидимые следы языком.
Все равно — слишком скованная. Слишком неискушенная. Будто бы опыта — совсем чуть или нет вообще. Как так-то?
Но Аттавио принимает эту игру и продолжает покрывать пахнущую розами и апельсином кожу, от которой у него буквально начинается кружится голова.
Мало. Ему этого по-прежнему слишком мало.
Его поглаживания и касания становятся жестче и откровенней. Поцелуи — жаднее и агрессивнее. Поэтому совсем скоро его ладонь, скользнувшая между женскими бедрами, накрывает чувствительное местечко с еле ощутимым пушком сверху и уверенно проникает пальцами
