–Да вот так,– бросил я и вытянул руку, указывая за спины ребят, добавил:– Немцы!
Бойцы обернулись просто мгновенно, а я, упав на землю, перекатом ушел в сторону, за прикрытие какого-то деревянного настила, частично сгоревшего и обугленного. Теперь парни меня не видят, хотя вроде как пытаются звать, шепотом. Ну ухари!
Ползком, от кучи к куче, благо их тут было великое множество, я пересек площадь. Немцев тут не было, да и наших тоже. Несколько разбитых в хлам домов, горы битого кирпича и шлака, доски, даже сгоревшие деревья, но никого живого. Идти далеко, правильно сказал командир, несколько кварталов. А главное, я не знаю точно, где сейчас тот полк, что мне нужен. Мне объяснили в штабе, что энкавэдэшников специально усиливают, наращивая группировку в расчете на меня, то есть на мою будущую работу, так что нужно стараться попасть к ним как можно скорее.
–Стой, кто идет?!– услышал я и охренел. Часовой? Он бы еще крикнул на весь Сталинград! Ясно, что где-то здесь наверняка КП какого-нибудь батальона или полка, частей-то в городе много, но все разрозненны, но окликать, привлекая внимание? Тут же все вперемешку и наши, и немцы, с головой-то дружить надо? Или нет?
–Тише ты, служака, немца привлечешь!– ответил я из темноты и тут же нырнул в пролом в ближайшей стене. Хватит ума, ведь еще и пальнут вдогонку, блин, как-то я не заметил этого часового. Что тут у нас такое вообще? А, вроде театр высится, понятно, КП одного из батальонов тут, кажется. Вроде как у них тут еще и медсанбат. Если все мои планы рухнут, скоро все здешние обитатели погибнут, последних добьют в здании театра. Это, кстати, хреново, что до театра добрел, значит, едва не промахнулся. Я рассчитывал выйти севернее и топать там, где точно должны быть наши войска, а теперь сложно будет, тут и на немца нарваться как два пальца об асфальт. Пока не попаду в полк НКВД, куда меня и вели мои надзиратели, к немцам мне пока нельзя.
Стрельбы все же не последовало, пронесло. Я двигался осторожно, постоянно прислушиваясь, хотя грохот боя становился все громче, где-то уже близко, чуть-чуть осталось.
«О, а вот и Коммунистическая, если энка-вэдэшников никуда не перебросили, исходя уже из моей информации, то где-то рядом я их и найду!»– мысленно разговаривая с самим собой, я попытался найти проход через дом, отыскивая проломы.
В этот раз не повезло, ни спуска в подвал, ни проломов не обнаружил и пришлось вновь вылезать на улицу, а там стреляют. Впереди справа виднелся парк, точнее, городской сквер, если называть так, как на карте указано. Отжатые от Царицы наши войска закрепились тут, но скоро… Нет, нельзя так думать, я должен изменить это, не зря же меня сюда закинуло?
–Эй, товарищ красноармеец!– по-простому начал я, а что, я ребенок, мне можно.– Тихо-тихо, свои. Да убери ты свою винтовку, дурак, что ли, в меня тыкать этой дурой!– Блин, окликнул на свою голову этого ухаря.
Найдя в сквере позиции и осмотрев их со стороны, направился к виднеющимся ячейкам. Пока еще темно, лишь тусклый и противный свет немецких «люстр» внебе, которые, освещая этот пустырь, создают уродливые тени. Вот в тени каких-то обломков я и подобрался к крайней ячейке, окликнув бойца. Тот еле сидел, уставший и, скорее всего, голодный, он был так измучен, что я старался не напугать его. Но вышло наоборот. Худощавый парень, едва ли двадцати лет, вскинулся так, что я отпрянул. Наставив на меня винтовку, едва не уперев мне ее в лоб, он начал хватать воздух ртом, пытаясь закричать. Блин, ведь специально зашел с тыла, чтобы за фрица не приняли, а один черт…
–Стой!– парень наконец-то вспомнил, как разговаривать.
–Да и так стою,– вновь пошутил я, пытаясь разрядить обстановку.– Мне нужен батальонный комиссар Рыков, где его найти?
–Руки вверх!– Вот я попал-то, надо же было выбрать именно эту ячейку.
–Ты слепой? Я и так стою, и руки у меня наверху, ты вообще меня слышал? Мне нужен батальонный комиссар…
–Ребята, сюда, я немца поймал! Наверное, диверсант!
Я даже глаза закрыл. Сейчас еще какой-нибудь пулеметчик жахнет очередью, и баста.
–Дай хоть на землю сесть, сейчас фрицы заметят, будет нам тогда грустно,– быстро проговорил я.– Я не опасен, без оружия, если еще не рассмотрел, то я мальчишка, мне двенадцать лет.
–Зайченко, ты чего орешь, очумел, что ли?– рядом раздался чей-то голос. Говоривший был более вменяем, так как не орал, а говорил почти шепотом.
–Товарищ сержант, я диверсанта поймал!
–Кого?– обладатель вменяемого голоса крякнул от удивления и, наконец, показался. Приполз он из общей траншеи, видел я ее, неглубокая змейка тянется, пересекая парк.
–Товарищ сержант, разрешите обратиться?– не давая сержанту открыть рот, я продолжил быстрым шепотом:– Мне нужно к товарищу батальонному комиссару Рыкову, помогите найти.
А то ваш боец тут мне чуть винтовкой лоб не пробил.
–Зайченко, это твой диверсант?
–Да, товарищ сержант, как есть вражина!– и пресловутый Зайченко угрожающе потряс винтовкой.
–Я тут только пацана вижу, с чего ты взял, что он – немец?– сержант тоже не собирался торопиться, а методично разводил рядового.
–Ну как же, он на меня кинулся…
–Что ж ты брешешь-то, как бабка на базаре?!– уже вскипел и я.– Я к тебе спокойно подошел и окликнул, вот же олух.– Разозлился я что-то, сейчас не посмотрят, что пацан совсем, дадут в лоб, и правильно сделают.
–Так, малец, ты мне тут бойцам не груби, а то получишь в лоб, будешь знать,– отреагировал на мою гневную тираду сержант, как будто мысли прочитал.
–Виноват, товарищ сержант. Отведите меня к комиссару Рыкову, это очень срочно, я с того берега!
–Зайченко, с тобой позже поговорю. Лезь на место и не спать, понял меня?– Рядовой часточасто закивал.– Вот так. Пойдем, диверсант!
То тут, то там слышалась возня. Скрежет лопат по каменистой почве, удары ломов и кирок. Солдаты каждую ночь закапываются в землю все глубже и глубже, копают рвы и обустраивают блиндажи. Ночами, так как днем противник не даст этого делать. Немцы, даже не проводя каких-либо атакующих действий, зорко бдят и пресекают любую активность на нашей стороне. Пулеметы, минометы обстреливают густо, много бойцов гибнет во время работ, вот и стараются делать это ночью, вместо положенного отдыха. Все на пределе, уставшие, изможденные и грязные, как шахтеры, они долбят и долбят эти ямы, а земля здесь бедовая, одни камни, и тяжелая, твердая, словно железо, глина.
Какими-то траншеями, сгибаясь до земли, мы пробирались минут десять, пока не подошли к невысокому строению. Оказалось, это был развороченный бомбой дом, но подвал был цел и в нем находился штаб батальона. Почему так близко к передовой? Не представляю. Видимо, интенсивность боев такова, что тут не выбирают, где сделать штаб, а где санбат.
–Вот, вышел к нам на позиции, просится к товарищу Рыкову,– предъявил меня часовому сержант. Парнишка, похожий на давешнего Зайченко, осмотрел меня и спросил:
