Фарлана. Тот уже почти не приходил в сознание, и рана выглядела совсем плохо. Счет шел на часы!
— Бери волокушу!
Ольгерд разрезал веревки на руках и ногах суми.
— Тащи! Выживет — клянусь Оллерданом, отпущу! Нет — тогда не обессудь!
* * *
Там, где можно было бежать, — они бежали. Там, где нельзя, — шли! Прорубались сквозь бурелом, шагали по пояс в воде, таща за собой волокушу с раненым. Ольгерд давно уже убрал меч и подхватил сзади жерди носилок. То, что происходило, можно было назвать одержимостью, словно боги ослепили их идеей спасти этого человека и наделили нечеловеческой силой. Они ни разу не остановились и не передохнули! Юный суми будто попал под гипнотическое безумие Ольгерда: он не пытался бежать, хотя, наверное, мог, и не раз. Наоборот, он подставлял плечо или протягивал руку, там, где руголандец в тяжелой броне соскальзывал или оступался. Они действовали, словно не враг и пленник, а два друга, спасающие товарища. Как будто не было боя, не было убитых братьев. Пелена опустилась на глаза лесного парня, и в горячке борьбы за жизнь он сам был готов умереть за раненого врага.
Начало темнеть, когда они вышли на поляну. В самом центре, окруженная частоколом стояла землянка, накрытая соломенной крышей. Наваждение закончилось как по волшебству и суми без сил рухнул на землю, указывая на хижину:
— Здесь!
Ольгерд сбросил поклажу на землю и взглянул на друга. Фарлан лежал тихо, не подавая признаков жизни. Юноша не стал задерживаться и решительно зашагал к забору. Вкопанные толстые жердины доходили лишь до груди и не мешали заглянуть во двор. Никого не увидев, он крикнул в пустоту и, не получив ответа, двинулся вдоль забора в поисках калитки.
Откуда появилась девушка, Ольгерд не успел осознать — так внезапно она вдруг выросла по ту сторону изгороди. Ее грудной голос заставил его вздрогнуть:
— Ищешь чего, парень?
Ольгерд поначалу оторопел, но, сбросив морок, рванулся к забору.
— Колдун мне нужен!
Девушка посмотрела на него с огорчением, как на нерадивого ученика:
— Колдунов здесь нет, это дом служителя великого бога Пера Многорукого.
Парень сжал зубы, дабы успокоиться.
— Мне все равно, кто он! У меня друг умирает, помогите!
Хлопнула дверь, и высокий старик с длинной белой бородой показался на пороге землянки.
— Ирана, кто там?
Девушка обернулась на зов:
— Человек вот пришел, деда. Помощи просит.
Ольгерд рванул на себя ограду:
— Помоги, старик, век не забуду! Все что хочешь проси, должник твой буду на всю жизнь!
Старик снял меховую шапку и вытер абсолютно лысую голову.
— Тень у тебя плохая парень, тьма стоит рядом с тобой!
Дед подошел ближе и уставился юноше прямо в глаза. Эта неспешность и спокойствие взорвали Ольгерда, и он заорал:
— Старик! Там друг мой умирает!
Дед сморщился, словно его заставляли делать неприятные вещи, но все же произнес:
— Ладно! Тащите его сюда, посмотрим!
Ольгерд помчался к носилкам. Суми уже вырубился, и ему пришлось тряхануть его как следует. После этого они вдвоем подхватили волокушу и втащили Фарлана во двор. Калитка оказалась прямо на пути. Как бы ни был Ольгерд возбужден и встревожен за друга, он точно мог сказать, что еще мгновение назад ее здесь не было.
Жрец осмотрел лежащего венда и бросил недобрый взгляд на суми:
— Чем наконечник мазали?
Опустив голову, парень на всякий случай отошел от руголандца подальше.
— Мочили в дурной крови.
— Когда ранили? — Старик расковыряв пальцем рану, понюхал гной.
— Вчера в конце дня.
Ольгерд взвыл от нетерпения:
— Сделай что-нибудь, дед!
Оставив рану, старик грозно воззрился на юношу.
— Я тебе не дед! Ты рокси, чужой на этой земле, здесь твоих дедов даже там, — он ткнул пальцем вниз в землю, — нет! Зови меня Вяйнерис.
Устроив выволочку, старец вновь вернулся к раненому.
— Очень плох! В землянку его нести нельзя, ему воздух нужен. Ну-ка накидайте здесь лапника!
Он показал Ольгерду место у резного столба с изображениями Пера и повернулся к внучке:
— Ирана, принеси овчину и шкуру медведя.
Когда рокси и суми накидали приличную охапку еловых веток, а внучка развела огонь, жрец, отсчитав от столба три шага, начертил на земле круг. На немой вопрос Ольгерда ответил еле слышно:
— Друг твой, рокси, еще жив, но уже на той стороне. Сам не вернется, надо идти за ним! Ирглис никого просто так не отпускает, забрать будет трудно, но я попробую.
Показавшаяся в дверях девушка услышала последние слова и закричала громко и требовательно:
— Дед, не ходи! — Все разом повернулись на крик. — Я тебя в прошлый раз еле выходила!
Ирана схватила старика за рукав рубахи, но Вяйнерис обнял внучку и погладил по волосам.
— Это мое предназначение, Ирана! Что я скажу Перу, если отдам эту душу Ирглису?
Он ласково, но твердо разжал ее руки, и девушка, бросив гневный взгляд на Ольгерда, убежала в землянку.
Проводив ее взглядом, старик вытащил нож и положил его в огонь. Отмыв распухшее горло раненого, жрец вскрыл рану прокаленным ножом, очистил от гноя и пораженной плоти. Затем стянул края ниткой и залепил шею какой-то черной жижей из глиняной крынки. Все это время венд лежал без движения, и лишь только когда нож вспарывал кожу на горле, тихонько застонал.
Старик обернулся к Ольгерду и удивленно покачал головой:
— Надо же, жив еще! Сейчас я пойду за твоим другом, а вы держитесь подальше, и в круг не входите, что бы ни случилось!
Со стороны могло показаться, что Вяйнерис просто сел рядом с Фарланом и, взяв того за руку, замер. Ольгерд ждал продолжения, но ничего не происходило. Время шло, суми уже давно вырубился, а две фигуры на фоне яркого пламени по-прежнему оставались неподвижны.
Ольгерд и сам наконец почувствовал, насколько измотан. Пришла боль от разодранных пальцев и бесчисленных ссадин по всему телу. Он опустился на землю и оперся спиной о ствол дерева. Глаза слипались, и темнота вокруг наполнилась ночными звуками. Где-то совсем рядом завыли волки.
— Есть хочешь?
Вздрогнув, Ольгерд распахнул помимо воли закрывшиеся глаза — прямо перед ним стояла Ирана с миской в одной руке и с факелом в другой. Играющее на ветру пламя скакало по ее лицу дикими тенями.
Разозлившись на себя, он выплеснул свое раздражение на девушку:
— Ты чего с открытым огнем бродишь⁈ Запалить все
