Они поехали следом за «скорой» в больницу. Шон сидел на пассажирском сиденье и просматривал привезенную Римой срочную почту, а сама она тем временем рассказывала ему о самых важных событиях последнего времени.
— Картер, хирург из Атланты, отменил… — Сафари длилось уже двадцать один день, и Шон быстро взглянул на нее, но Рима успокоила его. — Я позвонила немецкому мыльному магнату из Мюнхена, герру Бюхнеру, тому, которому мы отказали в декабре. Он едва не запрыгал от радости. Так что до конца сезона наш портфель заявок полным-полнехонек.
— А как насчет моего брата? — перебил ее Шон. Он еще не сказал ей, что все висит на волоске и конца сезона у них, скорее всего, не будет.
— Брат ожидает твоего звонка, и, по крайней мере, в шесть часов утра телефон все еще работал, — в Зимбабве работающий телефон — вовсе не нечто само собой разумеющееся.
В больнице приема ожидало человек пятьдесят серьезно больных людей. На длинных скамьях теснились скорченные от боли несчастные люди, а в коридорах и дверных проемах на полу стояло множество носилок. Регистраторы работали спустя рукава, и один из них вялым взмахом руки дал понять, чтобы носилки Шадраха поставили в самый дальний угол.
— Беру это на себя, — сказала Рима, взяла старшего регистратора под локоть и с ангельской улыбкой отвела в сторонку, что-то мило щебеча ему на ухо.
Пять минут спустя все необходимые бумаги были заполнены, и Шадраха уже осматривал врач из Восточной Германии.
— Сколько же это стоило? — спросил Шон.
— Сущие пустяки, — ответила Рима. — Всего лишь сумку вяленого мяса.
От своих клиентов на сафари Шон нахватался достаточно немецкого, чтобы быть в состоянии обсудить с доктором положение Шадраха. Врач уверил его, что все будет в порядке. Шон попрощался с Шадрахом.
— Твои деньги у Римы. Она будет навещать тебя каждый день. Если что-нибудь понадобится, сразу скажи ей.
— Моя душа будет с вами, когда вы будете преследовать Тукутелу, — тихо произнес Шадрах, и Шону, у которого от жалости перехватило горло, пришлось откашляться, прежде чем он смог ответить.
— Старина, мы с тобой еще поохотимся на множество слонов. — И быстро ушел.
На следующее утро, когда он наконец дозвонился до Йоханнесбурга, в трубке громко трещали статические разряды.
— Мистер Гаррик Кортни на заседании совета директоров, — ответила наконец секретарша его брата, офис которого помещался в Сентен-Хаусе — штаб-квартире компании «Кортни-Груп». — Но он распорядился немедленно соединить вас с ним.
Шон уже в который раз мысленно представил себе зал заседаний Совета, отделанный резными ореховыми панелями, стены, увешанные картинами Пирнифа в массивных рамах, и своего брата Гарри, восседающего в председательском кресле с высокой спинкой во главе длинного стола под хрустальной люстрой, привезенной их дедом из итальянского города Мурано.
— Шон, это ты? — наконец пробился сквозь разряды резкий и уверенный голос Гарри. Да, он сильно изменился и уже давно не походил на прежнего маленького плаксу, который частенько писал в кровать.
Нынешний пост брата, стоило ему захотеть и будь он готов к этому, мог бы занимать и сам Шон. Ведь он был старшим сыном, но просто эта работа была не по нем. И тем не менее, думая о «роллс-ройсе» Гарри, его реактивном «лире» и отпусках дома на юге Франции, Шон испытывал нечто вроде обиды.
— Привет, Гарри. Как дела?
— У меня все в порядке, — ответил Гарри. — Что у тебя за проблема? — Для их отношений было типично то, что общались они в основном, когда возникали те или иные проблемы.
— Возможно, мне понадобится немного денег на сыр, — дипломатично ответил ему Шон. Это было их кодовое обозначение для денег, хранящихся в швейцарском банке, и Гарри сразу должен был понять, что Шон собирается дать кому-то за что-то приличную взятку. Такое случалось довольно часто.
— О'кей, Шон. Назови сумму и номер счета. — Гарри был партнером Шона по охотничьей концессии и владел сорока процентами акций.
— Спасибо, Гарри. Я перезвоню тебе завтра. Как там остальные наши родственники? — Они поболтали еще несколько минут, а когда Шон наконец повесил трубку, в комнату вошла Рима.
— Я наконец связалась с охотничьим департаментом. — Рима звонила туда все утро. — Товарищ Мангуза примет тебя сегодня в шестнадцать тридцать.
Джеффри Мангуза был высоким африканцем с иссиня-черной кожей и коротко стриженными волосами. Он носил очки в серебристой оправе и темно-синий костюм. Однако галстук его был от Эрме — Шону сразу бросился в глаза логотип с изображением кареты — а на запястье у него красовались дорогие часы «патек-филипп» на ремешке крокодиловой кожи. Подобные аксессуары были совершенно нетипичны для правоверного марксиста, и Шон немного приободрился. Однако заместитель директора так и не встал из-за стола, чтобы приветствовать посетителя.
— Приветствую вас, полковник Кортни, — хмуро поздоровался он. Военное звание Шона он упомянул с тем, чтобы тот понял: ему известно, что полковник Кортни командовал скаутами Бэллантайна — одним из элитарных подразделений родезийской армии, названным в честь его основателя, погибшего в бою. Кроме того, это служило напоминанием о том, что во время войны они были врагами и, возможно, остаются ими и по сей день.
— Я бы предпочел просто «мистера», — широко улыбнулся Шон. — Думаю, нам лучше забыть о прежних разногласиях, товарищ Мангуза.
Заместитель директора склонил голову, никак не проявляя ни согласия, ни несогласия с его словами.
— Чем могу быть полезен?
— К сожалению, вынужден поставить вас в известность о ненамеренном нарушении правил охоты… — Лицо Джеффри Мангузы тут же словно окаменело и оставалось таким все то время, пока Шон рассказывал о случайном убийстве львицы и о том, как лев искалечил Шадраха. Когда Шон закончил свой рассказ и положил на стол письменный отчет о происшествии, напечатанный для него Римой, Джеффри Мангуза и не подумал взять его в руки, а вместо этого принялся задавать уточняющие и крайне нелицеприятные вопросы.
— Думаю, вы понимаете, полковник Кортни, — он снова намеренно упомянул звание Шона, — что я просто вынужден самым тщательным образом разобраться во всем этом деле. Сдается мне, что здесь имели место преступная халатность и крайняя небрежность в отношении безопасности ваших клиентов и сотрудников. Зимбабве больше не колония, и вы не можете относиться к нашим людям, как раньше.
— До того, как вы будете докладывать это дело директору, я бы хотел вам кое-что объяснить, — сказал Шон.
— Я вас слушаю, полковник.
— Уже почти пять, — взглянул на часы Шон. — Может, позволите мне угостить вас стаканчиком в гольф-клубе? Тогда мы сможем поговорить в более непринужденной обстановке.
Лицо Мангузы несколько мгновений оставалось все таким же бесстрастным, потом он кивнул.
— Как хотите. Правда, мне нужно покончить с парой-тройкой неотложных дел, но я готов встретиться с вами в клубе через полчаса.
