полностью не заткнулся из-за инстинктов, что утробно вопили внутри него всё громче и громче с каждой секундой.
Они почувствовали «его».
В моём улыбающемся счастливом лице.
В моих кроваво-красных глазах, будто пожирающих тех, на кого они обратят своё внимание.
Да, инстинкты увидели «меня».
Меня будущего... нет.
Меня настоящего.
Меня, чьё прозвище полностью отражает мою сущность.
«Палач» здесь.
***
Характер человека никогда не имеет абсолютной формы. У него может быть общая структура, но неизменным он не остаётся даже по прошествии столетий.
На это влияет абсолютно всё: друзья, враги, поступки, эмоции и прочее. Именно окружающая действительность, то есть сам мир, формирует личность человека.
Обычно это происходит постепенно, но бывают и исключения, когда по человеку словно кувалдой бьют, погружая его в очень яркие эмоции и меняя характер кардинально, словно по щелчку пальцев.
И как по мне, самый яркий эмоциональный отклик выдаёт одно из естественных явлений природы — смерть.
Я сам тому пример.
Смерть родителей заставила меня, тринадцатилетнего мальчишку, замкнуться в себе и заняться самокопанием.
Следующий виток развития — первая отнятая моими руками жизнь, что ожесточила мой характер, заставляя действовать без колебаний.
Затем смерти от инцидента с кровавой солью... показавшие, что жизнь может преподнести подобные кризисы, которые ты должен оперативно решать. А также понимание, что одна ошибка может стоить и жизни близких. Помню, мне ещё долго во снах слышался последний вздох Анны. В такие моменты и приходит понимание сколь тяжела ноша правителя.
Смерть Олли... заставила ненавидеть искажения. Смерть Орикса показала мне цену воинскому товариществу. Смерть Рианны и Горекка позволили осознать сколь коротка жизнь обычного человека.
А смерть Рейвен и Ликорис дали мне нескончаемую ненависть... и безграничную любовь.
Смерть была неотъемлемой частью моего характера, что сказалось и на восприятии окружающего. Если погибают мои союзники, верные воины или близкие мне люди, я скапливаю всю накатывающую злость в себе и конвертирую, оставляя разум в холоде. И вот когда наступает время выплеснуть весь свой гнев на врага... на меня накатывает счастье.
Дикое и кровожадное счастье, на которое способен только человек, полностью отдающийся своему делу.
Идеально для «Палача».
— Я тебя выслушал, червь, — со счастливой улыбкой, бросившей в дрожь находящегося рядом со мной парня, я положил свои руки в белых перчатках на голову зависшего в ступоре Ногамуса.
Он чувствовал дикую опасность, но не мог понять как подобное «Барон» может ощущать от меня, слабака. Отчасти его уверенность была оправданной. Обычные удары для него не так болезненны. Тела искателей, особенно мастеров, крепкие и их так просто не поранишь. Но они всё те же люди, с теми же слабыми точками.
Например...
— Что...
— Теперь же умри. Медленно...
— А-А-А!
— И мучительно...
Смертник заорал как резанный, пытаясь выбраться из моей хватки. Но как бы он не мотал головой, как бы не пытался вырваться, стальные цепи не позволяли ему этого. Он рычал, ругался, угрожал. А я продолжал надавливать на его глаза, лишь по миллиметру углубляя пальцы и тем самым растягивая муки преступника.
В глазницах очень много нервных окончаний, и потому боль просто невероятна. А из-за того, что он мастер, крайне мал шанс того, что умрёт от болевого шока. По крайней мере, столь быстро.
Через некоторое время он уже выл и просил прекратить пытку. Он готов был рассказать куда он запрятал свои схроны и даже мог поведать обо всех грязных делишках канцеляра с главой стражи. Но мне было всё равно. Я лишь желал хоть немного утолить голод безграничной ненависти.
С блаженной улыбкой на устах.
— Убей... меня... — хрипел мужчина, что от постоянных криков сорвал себе голос.
— Я это и делаю, идиот! — зло хохотнул тому в лицо, продолжая углублять свои пальцы.
— Не... мучай! — взмолился лохматый, выпуская из своих "пробоин" слёзы вместе с ручейками крови. Какая мерзость. — Молю!
— Что ты сейчас сказал? — мои глаза блеснули кровавой плёнкой от накатившего гнева. Даже пальцы больше нужного погрузились, заставляя смертника ещё громче завыть. — Не мучить? Уверен, убитые и изнасилованные тобой люди просили подобное же! Сколько жизней ты загубил? Сколько крови выпил из моего народа? И теперь просишь о безболезненной смерти?! И не мечтай об этом, псина!
Рыкнув, я с особым наслаждение продолжил свою пытку. Однако не прошло и минуты, как его всё же настиг этот малый процент смертности от болевого шока.
И только сейчас, после заткнувшегося трупа, я обратил внимание на окружение. Мёртвая тишина среди толпы, и мычание бандитов, что в дикой панике пытались расшатать свои кандалы, ведь они видели проделанное с их собратом и не хотели подобной участи.
— Следующий, — махнул я бледному как призрак гвардейцу, что дрожащими пальцами пытался взять новую стопку бумаг. Эх, какие-то хиленькие у меня бойцы. Но ничего, я их потом натренирую как следует!
И вот, стоило парню достать нужные листы и дрожащим, но всё ещё громким голосом зачитать преступления нового мученика, как я сразу приступил к делу, не дав тому вымолвить хоть словечко. Хватит с них, наговорились за всё своё поганое существование.
***
Три часа длилась казнь. И всё это время никто не проронил ни слова. Все боялись издать хоть какой-то звук, считая что им они могут потревожить его... монстра, с улыбкой пирующего своей добычей, что вопила через кляп во рту. Но никто им не сочувствовал. Все здесь стоявшие знали чем знамениты эти люди на эшафоте. И многие пострадали от них.
Как например неприметная молодая девушка с черными волосами, из чьих глаз под тихое сопение ручьём текли слёзы. Прямо сейчас мучили её насильника, чья гримаса боли и ужаса растворяла в душе брюнетки тяжесть страшных воспоминаний. И подобное облегчение за всё время испытало большинство. И ещё больше людей это почувствуют, узнав новость о произошедшем.
Но вот все взгляды сосредоточились на помосте, на который упало последнее из 35 тел.
Стоя над последней из своих жертв, парень поднял свои алые глаза на толпу, которую сразу же пробрало от вида их лорда. На всём чёрном костюме были капли впитавшейся крови, подошвы чавкали по залитому алой жидкостью помосту. Лицо благородного также украшали редкие кровавые следы.
Но все обращали внимание в основном на три детали: абсолютно красные перчатки, что до этого были белыми, жуткая и одновременно счастливая улыбка и... кровавый взгляд, от которого хотелось убежать домой и спрятаться там в самом тёмном углу!
— Мои подданные! — размахивая
