class="p">Батя свалил на работу так быстро, что никто, кроме мамы этого, похоже, и не понял.
Да и я тоже решил не дразнить старую ведьму и откочевать от греха. Никитоса, ясен день, с собой уволок. Он у нас нервный, может зажечь чего. Или просто рот раскрыть. Бабка-то скоро свалит, а мы останемся с очередной вселенской обидой на окружающих и ненавистью к миру. На хера нам эти танцы?
А потом мелкий показал мне мастер-класс. Мы подкрались послушать так легко, скрытно и я бы сказал, изящно, что мне осталось лишь беззвучно аплодировать. Бро нос задрал, конечно, но видно, что доволен.
Ну а потом мы рухнули во все это взрослое дерьмо.
— Рита, это же невозможно! Петрушина вертихвостка, нет, ты только послушай, она говорит, что она фитнес модель и блоггер! Какое позорище! Рита, она сделала два аборта. Ей, видите ли, некогда рожать! Ей нельзя портить фигуру, у неё контракт!
Дядю Петю я помнил плохо. Примерно так же, как и дядю Пашу.
Эти «двое из ларца» матери часто звонили по видеосвязи и со мной поддерживали вполне снисходительно-панибратские отношения. Бывало, учили жизни, да, но откровенных гадостей не говорили.
Я их все равно не любил, потому что мать из-за них страдала.
Бабка тем временем продолжала:
— А он ей все позволяет. Он даже мне сказал: «Мама не лезь к моей женщине!». Ты представляешь, Рита? Кому? Собственной матери!
Ну, такая уж видно мать из бабки вышла. Швах.
— А Павлик? Куда это годится? Его баба старше него и у неё дети! Старая, страшная, ещё и с детьми! Нет, не об этом я мечтала для своего сына! Ну, что ты молчишь Рита?
Мы с Ником таращились друг на друга одинаково круглыми глазами. Честно говоря, даже мы порядком охренели от претензий. А мать-то тут при чем? Она их воспитывала недолго, да и давно. Дядья — взрослые мужики, бл*.
Голос мамы прямо навевает… мысли о том, что зима близко:
— А что здесь скажешь? Это же Петенька и Павлуша? Это же им с рождения всё можно. Так, о чем сейчас может идти речь?
— Отбрось глупые детские обиды! Ты должна поговорить с братьями, — Вера Павловна в своем репертуаре, ёпрст.
— Поговорить-то я могу, но боюсь, результат тебе не понравится.
— Ты должна им сказать…
— Нет. Я им ничего не должна. И тебе тоже. Я могу сказать…
— Вот, скажи им, что так нельзя.
Покосился на Ника: глаза вытаращенные, а в них паника.
Тихо шепнул:
— Не дрейфь, бро. Мама справится.
М-да, посмотрел он на меня с недоверием. Ладно, вроде хоть не трясется больше, только в руку мне вцепился.
Но матушка стойко держала оборону, я прямо восхитился. В очередной раз.
— Я могу им высказать свое мнение, но, так как они его не спрашивали, братья на полном серьезе могут меня послать, и я даже не обижусь.
— Рита, срочно звони братьям. Говори, чтобы бросали свои глупости и немедленно возвращались в Ухту.
Я прямо почувствовал ногами дно. Капец.
И ведь раньше она то же самое с мамой проворачивала. Кирилл и Методий, спасибо вам, мужики, за батю!
— Вот это всё можешь сказать им ты, мама. А я лишь готова добавить, что уважаю их выбор, если он делает их счастливыми.
Бабка заряжает ультразвук, похоже:
— Какие глупости ты говоришь. Сама творишь дичь со своей жизнью и братьям потакаешь?
— Я своей жизнью довольна, — как мать это спокойно вывозит?
Только бы сердце её потом не жахнуло, сука.
А Ник за меня уже двумя руками держится. Ладно, обнимашек много не бывает — прижал его к себе здоровой лапой.
— Конечно, я вижу. Насобирала этих безродных, тратишь на них деньги, пытаешься сделать что-то приличное. И что? Один чуть не убился, второй хам и грубиян.
Ох, и ядовитая же у нас бабка. Как ее до сих пор земля носит?
— Мама! Наша встреча состоялась на условиях, что ты не будешь учить меня жизни и как-либо критиковать про мою семью.
— Рита, мама знает как лучше!
— Мама, я тебя сейчас удивлю: я их мама, и я знаю, как им лучше.
— Ты не понимаешь…
— Я все понимаю, а вот ты опаздываешь.
Што?
— Куда опаздываю?
— В аэропорт. Я вызову тебе такси, — в голосе драгоценной матушки нашей звенят кубики льда.
— Ты выгоняешь родную мать? Рита, как ты можешь? Я не так тебя воспитывала!
Ой-ой-ой! Это вообще не аргумент. Такое чувство, что последние десять лет прошли мимо бабы Веры. Этот текст, натурально, времен развода с покойным Мироновым.
Но мама теперь не молчит, хвала ее терапевту.
— Я от последствий твоего воспитания лечусь который год. И денег мне это стоило уже приличных. Поэтому, мама, не доводите до греха. Собирайтесь, я вас провожу.
— Твои приемыши…
— Уходите, мама, — а вот тут реально лязгнуло. — До тех пор, пока вы не начнёте слышать кого-то, кроме себя, я не желаю с вами общаться.
— Ты ещё пожалеешь Рита! Вот увидишь, они вырастут, все из дома вынесут, а тебя убьют!
— Я уже жалею, мама, что согласилась пустить вас в гости. Всего вам хорошего. Счастливого пути.
С противным скрежетом по полу проехал стул, а я прихватил Ника и впихнул нас в зал.
Бабка покидала наш дом с негодованием и проклятиями, призывая всевозможные кары на наши головы.
Наконец-то дверь хлопнула.
Мы с Ником упали на диван рядом. Так и сидели охреневшие в тишине, пока почти бесшумно на пороге не возникла мама.
— Простите меня, мальчики. Больше она у нас не появится.
Мне бы промолчать, не нагнетать, но бл*дь!
— Мам, что-то как-то сильно баб Веру переклинило-то⁈
Матушка усаживается на диван, и Ник шустро, но молча, вскарабкивается ей на колени. А я что? Я приваливаюсь сбоку.
— Может, возрастное, может, влияние покойного отца ослабло, а может, ей просто надо, чтобы сыновья под боком всегда были. Не знаю. Да и, наверное, знать не хочу.
Сидим-молчим немножко. Мама гладит нас по головам совершенно одинаковыми движениями.
Тихо. Тепло.
— Давай, наверно, Рус, я тебе доверенность на Ника сделаю. Да попрошу с ним завтра к врачу метнуться. Тетя Нина вроде договорилась.
Я немножко недопонял:
— А дед Реваз все, перестал медициной рулить?
— Ох, Русик, дед Реваз последнее время и узнает-то не всех. И не всегда.
Епрст! Вот некстати же вообще!
— Да ну? Мам, как так-то?
Мама смахивает слезу из уголка глаза и печально замечает:
— Так бывает, милый. Инсульт. Здесь и возраст сказывается, да и близкие его зажгли.
— Хреново, а я-то губу раскатал с ним про ваши проблемы на кафедре перетереть…
— Он будет тебе рад. Думаю, уж тебя-то узнает, — удивительно, но тут мама улыбается искренне.
— Тогда все равно позвоню, а потом, может, и метнемся в гости с Ником, а?
Брат согласно кивнул, мама снова грустно улыбнулась:
— Хорошо, мальчики. Давайте уже по делам расползаться. Вы по комнатам, а я на кафедру. Никита, надо с математикой сегодня вопрос закрыть. Там еще чтение в очереди, и окружайка.
Никитоса ощутимо перекосило. Ткнул в плечо и заговорщически подмигнул. Бро слегка взбодрился и, улыбаясь во все зубы, обещал матери, что все решит.
Еще один «решала» растет.
Вечером мать принесла нам документы для врача вместе с доверенностью. А я смог отвезти отца в аэропорт.
Сам. Смог.
Радовался, что завтра и в клинику тоже так поедем.
Да все мы радовались.
Правда, недолго.
Все, бл*, в жизни не случайно.
Прикатили с Никитосом к врачу, которого мать с тетей Ниной организовали для частной, так сказать, консультации. Вроде норм все прошло, и наследственный диагноз не подтвердился.
Круто же? Мы и приободрились.
Рано, сука, рано!
Я ее, кажется, кожей всей почуял. Даже свежими шкварками на морде и тонкой кожицей под повязками. Оборачивался, уже зная, что скажу.
Ну, и сказал, бл*.
— Здравствуйте, Лада Юрьевна, — ляпнул не подумав.
И ответку словил тут же: только что сияющая и любопытствующая, она закрылась. Мгновенно. Блеск из глаз пропал, зубы и кулаки сжались.
— Добрый день, Руслан. Как хорошо, что встретились, пусть и столь неожиданно. Есть кое-что, что я давно должна была тебе сказать.
Какая она! Ох, да я, сука, сейчас задохнусь. Рыжей ей больше шло, но и темненькой нормально. Жаль, конечно, кудри, но и стрижка ей очень даже идет. Бл*, какая она! Похудела, осунулась, глаза грустные.
И говорит же что-то?
— Я понимаю, ты сердишься. Имеешь право. Но, поверь мне, иногда старшие лучше знают, как надо и как правильно…
Охренеть — не встать! Что? Так правильно, что сама
