ммм… девицы даже! Мяю!
И он, низко поклонившись, растаял в темноте, как и не бывал. Антон Силуанович упал, поджав под себя ноги и, прислонившись спиной к книгам и обливаясь холодным потом, смотрел на золотую точку, украшающую голову крота на старой семейной картине.
Глава 9
«Я к вашим услугам»
Они шли берегом протекающего извилистой змейкой вдоль Лихоозёрска незамерзающего ручья, к нему спускались вытянутые огороды. Пробиваясь по глубокому снегу, Евтихий не раз умолял изменить путь, уверяя, что в столь поздний час можно было просто пройти тёмными улочками, и никто бы им не встретился. Его чёрные длиннополые одежды не были предназначены для столь отчаянных прогулок, но охотник, казалось, и не слышал его реплик. Когда же дьякон стал ныть непрестанно, тот прервал:
— Тише ты! Даже тут могут услышать!
— Да чего там! Мы же не лихие люди какие-нибудь!
— Я одним видом своим могу вызвать вопросы! — ответил Фока.
— А нельзя было одеться как-то скромнее, неприметнее, что ли?
— Ты — дурак, а я — охотник! Лучше под ноги смотри! И так уже по твоей милости всех собак окрестных подняли!
Истошная псиная брехня действительно не смолкала. Евтихий посмотрел в сторону домов, которые виднелись отсюда тёмными неровными контурами крыш. Красноватая, будто вся в кровоподтёках луна покрывала снега бледной синевой. Он обернулся, и посмотрел на свой неровный след. Каждый шаг был отмечен: где тот проваливался и уходил в сугробы по колено. Этот же странный человек с расписным чехлом за плечом вовсе не оставлял следов, а будто плыл над бугристой пеленой.
«Как волк матёрый! — подумал Евтихий. — Хотя и тот ведь наследит!»
И тут на взгорке предстал именно он — волк! Так показалось дьякону. Ощетинившись, с грязной свалявшейся шерстью, зверь осматривал округу, длинную полоску ручья, жадно вдыхал рваными ноздрями, а затем наконец увидел их! Он стремглав рванул вниз, разбрасывая когтистыми лапами снежную пыль.
Всё закончилось также стремительно, как и началось — Фока заслонил собой Евтихия, молча вытянув ладонь. Внезапно поднялся и сипло запел ветер. Казалось, что вокруг руки охотника крутятся, собираясь в огромную сферу, ледяные кристаллики. Серая фигура, оступившись, полетела кубарем, и, оскалив красную пасть, косматый зверь рухнул у их ног:
— Кто это, или что вообще? — едва выдохнул дьяк. — В…в…волк?
— Да какой-там! Чей-то пёс злющий, сорвался с цепи, вон — ошейник на нём весь драный! — Зверолов прислушался — собаки окрест продолжали лаять. — Нужно спешить! Тварей на двух лапах я усыплять не умею!
Евтихий впервые за долгие годы молился по-настоящему, просил небеса, чтобы всё как можно скорее закончилось! Мысленно обещал — если суждено будет вернуться домой невредимым, то будет жечь свечи, кадить ладаном, читать каноны до утра, а с завтрашнего дня начнёт новую жизнь! Станет подлинным христианином, перестанет принимать и тем более требовать подаяний от прихожан. А лучше вообще — соберётся и уйдёт на вечное житьё в самый дальний лесной уголок, найдёт себе место для землянки, и проведёт остаток жизни в строгом посте и молчании. Уж там-то его точно никто больше не побеспокоит! Только бы кончилось всё хорошо, да быстрее…
— Долго ещё? — спросил Фока, глядя на полную луну.
— Аптека почти в самом центре! Где же ей ещё быть?
— Аптека. Почему, какого нечистого ещё… аптека⁈
— Только два человека могут отлить пулю — это охотник Гордей, но к нему мы не доберёмся и до утра, если вообще найдём дорогу к заимке в лесу… И аптекарь Залман, инвалид войны с турками, то ли хирургом на ней он был, то ли как раз провизором, я не очень понимаю. Есть у этого господина всё нужное для дела, это я точно знаю. Только это тайна — никому!
— Залман, Залман… Да уж, всем расскажу, кого знаю! — усмехнулся Фока. — Если живы с тобой будем…
Евтихий сглотнул, и указал на покосившийся забор:
— Вот, выходим по нему, я летом от центра здесь путь к церкви срезаю, огородами!
— Ох уж, ходок выискался. Что ж, веди.
Идти вдоль забора стало легче, но скользко — там, видимо, по склону шли к ручью грязные городские стоки, и Фока несколько раз протягивал руку, когда дьякон, взбираясь, терял равновесие.
«И по льду идёт ведь ровно, сущий дьявол!» — подумал Евтихий. Он ещё раз обернулся назад — вдалеке виднелась фигура огромной собаки. Она напоминала болотную кочку, уже слегка припорошённую снегом.
Всё же Лихоозёрск был заштатным худым городишком, хотя и длинным, как змея. Ведь из такого захолустья путники поднялись к самому центру. Они миновали косогор, и вышли к задним дворам двухэтажных зданий. Дьяк зашагал в узкий проём между домами первым, но охотник дёрнул его за рукав, и заставил плотно прижаться спиной к шершавой стене:
— Что! — тот не успел вскрикнуть, ладонь зажала рот. Они посмотрели из проёма на тускло освящённую керосиновыми лампами мостовую. Мгновение — и по ней промчались сани с двумя вооружёнными ездоками:
— Никак! Ой ты, помощник исправника, а с ним — унтер-офицер! — прошептал Евтихий, когда Фока убрал ладонь. — Вот так ночка!
— Да, похоже, крупные птицы вылетели на нашу поимку! — ответил Зверолов. — Учти, схватят нас вместе, и тебе, братец, тогда несдобровать! Так где же эта проклятая аптека?
— Да вон, на углу, только перебежать и осталось!
— Если бы всё так просто! — Фока тревожно втянул воздух, его затрясло. — Ты вот что, готовься оправдываться! Врать-то ты мастак, так что, считай, настал твой заветный час! Отвяжись от них, если сможешь!
— Что? — дьяк ничего не понимал. Он закашлялся, и, выглянув к свету, увидел, что сани остановились.
— Не с места, кто там? — послышался окрик унтер-офицера. — Стрелять буду!
Евтихий осел, взмахнул руками, словно тонул в пучине, но ухватиться было не за что. Не в силах даже сделать вдох, он поднял слипшиеся от страха глаза к небу, где луна летела сквозь дым зимних облаков…
* * *
Еремей Силуанович с нетерпением потирал ладони, поминутно подходил к окну, теребил бороду. В кабинет нерешительно вошли двое слуг. Хозяин посмотрел на стенные часы с боем — маятник за стеклом в виде солнца ходил из стороны в сторону, а золотые стрелки на циферблате с римскими цифрами сообщали,
