будто сопливого искателя приключений, отправиться в этот поход? Сегодня ты мог бы улететь самолетом, ночевать в гостинице и пить виски со льдом.
Он проглотил густую слюну. Рубашка прилипла к потной коже. Стоило только остановиться, как ветки напирали со всех сторон, царапали, кололи, жгли. Он отнимал у них место, мешал им. Пригнув голову, Роберт продирался сквозь заросли, чувствуя, как муравьи целыми пригоршнями сыплются ему за ворот, а толстая паутина залепляет брови и веки.
«Какого черта я мигал фонариком, призывал самолет, — стонал он сквозь сжатые зубы, — не было бы никаких сброшенных тюков, не вышли бы из леса проклятые мео.
Да еще Сават решил показать свою храбрость. Не будь меня, он наверняка удрал бы, повел бы себя более благоразумно. Я сам жаждал приключений на свою голову. А ведь я мог бы сейчас спать с Тари, вместо того чтобы валяться в помете летучих мышей».
Спотыкаясь, Роберт продирался сквозь кусты, с трудом освобождаясь от цепляющихся со всех сторон колючек. Отваливались напившиеся крови пиявки и пропадали во мраке. По руке стекали ручейки крови.
«Не суйся в чужие дела — нос отрежут… Вернее, уши, да, уши, — он насмешливо скривился. — Захотелось тебе на старые храмы посмотреть — вот они. Ну и чего ты добился?»
Запах распаренных листьев. Духота. Пот льется по спине, жжет зад. Ставшие жесткими от соли брюки натерли кожу, резали в шагу. Роберт дышал, открыв рот и выплевывая приклеившихся к языку мошек. У них был какой-то кислый вкус, к тому же они лезли прямо в глаза.
Хорошо еще, что Жаба забрал фотоаппарат, а то пришлось бы его тащить, цепляясь ремнем за кусты… Какого черта мне пришло в голову ехать в эту деревню? Удрученный, он стукнул себя по лбу сжатыми кулаками. Теплая кровь брызнула на щеку. Роберт нащупал извивающуюся гадину, которая незаметно, ползая по волосам, присосалась к коже.
Зачем было лететь в Лаос, разве тебе в Польше было плохо? Не хватало тем? Зачем перешел дорогу Ганцу, ведь он так рвался в эту поездку… Где был тот первый неверный шаг? Главный редактор. Терпеть не могу эту образину. Дворняжка, которая не знает, на кого лаять, а к кому ластиться. Только и умеет, что таращить свои зенки, прикрытые толстыми стеклами.
И еще этот шепот: «Он ведь такой способный, такой способный…»
Тоже мне открытие, глупая твоя башка. Ясно, что способный. Уж во всяком случае способней тебя, старый лгун, а это не так трудно. «Мы с вами сотрудничали, я вам, Маляк, давал возможность выдвинуться, вы у меня росли как журналист… Я вас учил…» Он учил! За все годы ни разу не высказал собственного мнения. Висел на телефоне с самого утра. То с Леоном говорил, то с Мундеком все согласовывал, на всякий случай. Они знают не больше его, но шеф предпочитал подстраховаться. А ведь все это не имело никакого смысла. Если бы он допустил какой-нибудь промах, те не моргнув глазом от всего отказались бы: «Вы меня плохо поняли, товарищ, надо добиваться письменной резолюции».
Роберт двинул локтем, расталкивая ветки, нога зацепилась за колючую корягу, он упал на колени. Заболело бедро. Перед ним открылось залитое солнцем пространство, крутые утесы, поросшие травой склоны гор, безграничный воздушный простор с поднимающейся к небу голубоватой дымкой тумана. Наконец-то было чем дышать. Роберт на четвереньках полз под ветками, вырывая запутавшуюся в них веревку вместе с горстями листьев. Мео, собравшись в кружок, сидели на корточках и без всякого отвращения собирали с себя пиявок, спокойно стряхивая их в траву.
Вшивый, придерживая грязной ногой конец веревки, палочкой чесал колтун на загривке, с наслаждением ворочая шеей. Жара немного спала. Солнце било снизу, как прожектор, выхватывая очертания горных цепей — зеленых хребтов, похожих на застывшие волны. Океан зелени, который нельзя переплыть.
Грудастая ощипывала попугайчиков. Они отчаянно цеплялись за корзинку и били клювами. Женщина по очереди вынимала птиц и одним движением сворачивала им головы. Легкий ветерок подхватывал ярко-зеленые перышки, унося их далеко в долину. Москиты вились над головами, но еще не нападали. Они летали вверх-вниз, мелькали перед глазами, как царапины на кинопленке.
Роберт впитывал в себя этот чистый, нетронутый, без единого облачка простор, враждебный в своей безучастности. Вся кожа зудела. Червь терпеливо выедал себе нору под лопаткой. Раненая нога походила на мешок, полный песка, который набит так, что его трудно поднять. Маляк дышал, отдыхал, не зная, сможет ли он еще сделать хоть один шаг.
Мальчишки, подбадривая друг друга криками, соревновались, кто из них дальше пустит струю мочи. Роберт улыбнулся и почувствовал, как онемели его распухшие щеки.
Смышленый подошел танцующей походкой. Не похоже было, чтобы он устал. Он взял Роберта за руку, приложил часы к уху и попытался осторожно их завести.
Маляк снисходительно позволил ему проделывать эту операцию. Головка завода легонько поскрипывала, Парень чувствует, что его выделяют, он удостоился посвящения.
Неожиданно Смышленый наклонился и прильнул ухом к часам. Видно, не доверял себе. Потом начал что-то спрашивать, стуча по стеклу согнутым пальцем.
Часы стояли. Несмотря даже на то что Роберт их потряс.
Маляк воспринял это как злую шутку по отношению к себе.
— Перекрутил пружину, ты, падаль паршивая.
Смышленый даже не моргнул глазом. Он вопросительно смотрел, не понимая, почему часы молчат.
— Они не притворяются, — кричал Роберт, сердито подняв над головой связанные руки, — ты убил их!
Но парень и этого не понимал.
Неожиданно у Маляка начались судороги, он согнулся и истерически заплакал, захлебываясь и весь дрожа, как будто потерял друга.
Смышленый виновато погладил Роберта, но, увидев, что тот не обращает на него внимания, обиженно отошел.
Маляк лежал на траве, закрыв лицо руками. Он слышал вокруг себя шаги, но не поднимал головы, оттягивая момент, когда Вшивый поведет его дальше. Обильные теплые слезы текли по его пальцам, смывая грязь. Цикады стрекотали и шипели. Неожиданно все смолкло.
Он поднял голову. Конец веревки лежал в траве. Мео исчезли. От страха, что они его оставят, Роберт поднялся и, хромая, побежал, таща веревку за собой. Он их уже видел, они спускались вниз, углубляясь в джунгли.
— Подождите, — крикнул Маляк отчаянно, приложив руки ко рту: — Эй! Стойте!
Эхо несло его крик по горам.
Он побежал, не обращая внимания на боль. Наконец, догнав последнего, стал всовывать ему в руки конец веревки. У парня были темные пятна на лице и большая шишка между бровями. Он пытался взять веревку, но распухшие пальцы не слушались. Потом что-то сердито крикнул, тыча в лицо Роберту своими ладонями,
