class="p1">А мать уткнулась мне в плечо и намочила его горькими и горячими слезами.
– Ты умрешь? – спросила она, боясь собственного вопроса.
– Все умрут, – пожал я плечами, – просто я чуть пораньше вас.
И новый поток слез.
Мне и правда стало ее жалко. Больше, чем себя. Себя-то что жалеть.
– Но доктор сказал, шансы есть.
– Правда?
Я кивнул.
Это слегка обнадежило ее. Слезы прекратились, всхлипывания утихли. Она звучно и продолжительно высморкалась, затем села на диван и уставилась на меня, не отрывая взгляда и изредка несчастно вздыхая.
По всей видимости, мысленно мать уже прощалась со мной, представляла меня в гробу, усохшего, с щетиной и с монетами на глазах. Я видел, как подступил новый ком к ее горлу, но она сдержалась, сцепила руки и шевелила губами. Возможно, читала молитву.
Мать печалилась о себе, я в этом уверен.
Она корила мир за такую странную и несчастную судьбу. Она верила, она надеялась на справедливость, как и миллионы других, обделенных фортуной и благополучием, но справедливость маячила где-то впереди, намного впереди, убегая все дальше и дальше. Теперь вот и моя болезнь. И так с сыном не повезло, но мало, мало судьба над ней насмехалась. Ничтожно мало. На самый конец она припасла одинокую старость, бессонные ночи и ничтожную пенсию.
Я не знал, как и чем ей помочь.
Мне самому стало невыносимо горько.
Мне захотелось разбежаться и со всех сил биться головой о стенку. Удар за ударом. Удар за ударом, пока не повалюсь на пол или не проломлю лоб.
Зачем она пришла?
Зачем она пришла? Поддержать?
Стало только хуже от этого.
И этот ее взгляд.
И это ее лицо.
Денег у нее нет. Да мне и не нужны ее деньги.
Я вспомнил, как она радовалась, когда узнала про исчезновение Несси.
Я вспомнил отрывающиеся обои и таракана, раздавленного ею.
Думала она тогда, что все обернется таким образом?
О чем вообще она когда-либо думала?
– Мам.
– Да, сынок?
Сынок…
А ведь тогда, в палате, мы реально сблизились, и казалось, что надолго. Но телевизор. Этот адский черный ящик с огромным тусклым глазом. Она не могла мне простить телевизор. А мне нужна была помощь. И Валера смог мне помочь. Валера, но не она, потому что мать ничего не могла и не боролась. Она никогда и ни за что не боролась. Эта мысль неожиданно пронзила меня насквозь, взбудоражила, прибила к полу и не отпускала.
Моя мать никогда и ни за что не боролась.
Ни с отцом. Ушел и ладно.
Ни с соседями.
Ни с врагами.
Ни с правительством.
Ни за счастье.
Ни за любовь.
Ни за меня.
Вот и сейчас. В ее сознании я труп. Никчемный холодный труп, корм для червей, перегной. Все. Нет меня. Я ведь тоже не должен бороться. Я ведь ее отпрыск, ее продолжение.
И главное, что в этом бессилии и аморфности она не одинока. Да что там одинока. Большая часть человечества живет, а правильнее сказать – существует. Плывет по течению как навоз и не пыжится.
Нет, конечно, пыжится, что хотелось бы справедливости, что дворцы не только олигархам, чтоб не гнуть спины как рабы на галерах, чтобы махнул рукой, и вот перед тобою двое из ларца – хочешь тебе пирожное, хочешь мороженое. Но пыжатся все неактивно, так, погоревали, потравили душу, наметили перемены и забыли. Потом еще разок и еще один.
А бороться – не про нас.
Куда ни плюнь – все фаталисты. Или мазохисты, кому как больше нравится.
Вот мать точно мазохистка. Она не боролась, она несла тяжкий крест – жизнь. Упорно и почти безропотно.
Рабыня Изаура.
Нет, я не испытывал к ней злости.
Совсем нет.
Но оставаться в одной комнате – тоже было мало желания и смысла.
Да, я тонул, но чтобы спастись, нужно оттолкнуть ее от себя подальше и грести, грести, грести, пока есть силы.
– Ничего, прости, это я так… – ответил я после продолжительной паузы, а затем подошел к обоям и нарисовал океан.
– Что ты делаешь?
– Рисую. Или это похоже на что-то еще?
– Зачем рисовать на обоях? – искренне удивилась она.
– Затем, что я так чувствую. Потом посмотрю и вспомню.
– Разве ты художник?
– Нет.
– Вот и не надо портить.
– Я не порчу.
Вспомнила, что она мать, стала учить, что делать. Я нарисовал себя, отчаянно гребущего к берегу.
– Мне доктор посоветовал.
– Доктор?
– Да.
Слово «доктор» магически на нее повлияло. С доктором спорить она не решалась, добавила только:
– Странный какой-то доктор.
– Очень хороший.
Я нарисовал доктора с огромным фонендоскопом. Чем больше фонендоскоп, тем лучше доктор.
– Ой, горе, горе, горе, – снова вздохнула мать.
Ну вот, пришла нагнетать атмосферу.
– Счастье, счастье, счастье, – прошептал я, заканчивая рисунок.
– Что ты шепчешь?
– Мантру.
– Какую еще мантру?
– Тоже для лечения.
– Что за лечение такое? Рисовать, шептать, как библиотекарь. Шарлатан твой доктор. Он хоть таблетки выписал?
– Все он выписал. Все. Сейчас как выпью и стану здоровым как бык, – не на шутку вскипел я.
– Да тише ты. То орешь, то шепчешь.
– Мам, зачем ты пришла?
– Как зачем? Проведать. Такое горе.
– Проведала?
Она пожала плечами.
– А теперь уходи, мне на процедуры надо, и вообще мне нельзя волноваться, понимаешь? Доктор сказал сохранять радужную оптимистичную атмосферу.
– Чему же тут радоваться? – искренне удивилась она.
– Жизни, мама, жизни.
Она посмотрела на меня, как на Жириновского во время любых дебатов, побагровела от негодования, желваки вздулись и заиграли у нее на скулах, казалось, что сейчас она выльет на меня всю боль, копившуюся в ней десятилетиями, но, не сказав ни слова, мать подошла к двери и вышла в подъезд. Подъезд подлого, жесткого, несправедливого и уродливого мира.
Я вздохнул с облегчением, включил ютуб и долго и тупо смотрел, как плавают рыбки.
Маленькие.
Большие.
Средние.
Цветные.
Мутные.
Полосатые.
Усатые.
Змеевидные.
Много всяких разных рыб
Успокаивает.
Типа дзен…
* * *
Во ВКонтакте набралось порядка ста сообщений. Подбадривали, желали выздоровления, кто-то молился, кто-то говорил, что я хороший, как это несправедливо и прочее в том же духе и в разных интерпретациях. Наверное, каждый ребенок мечтает о таком количестве внимания. Но внимание вниманием, а здоровее от этого я не становился.
Валера создал группу. Назвал «Спасем Илью Денискина». Написал слезливую историю о том, как я страдаю, и как немного нужно для моего счастья и исцеления. В группу вступили больше двухсот человек. Стали собирать на лечение. В первый же день собрали около десяти тысяч рублей, через
