них за последнее время, о последствиях, но давящее чувство не покидало. Так не может продолжаться, но у кого искать помощи?
* * *
— Ты опять о своих подозрениях? Неужели кто-то пугает нашего храброго и такого бесстрашного Ишаса? — Ида растянулась на лавочке, где они с Ишасом решили передохнуть после тяжелого дня. Он снова без устали работал в кузнице, она занималась с детьми в храме.
— Я не сказал, что он меня пугает, — возмутился Ишас, нахмурив брови.
— Я никому не скажу, можешь не скрывать, — засмеялась Ида, намеренно поддразнивая его. Как ни странно, ей было легко рядом с ним, мысли о снах отпускали ее, исчезало давящее чувство тревоги.
— Я сказал, что у меня от него мурашки, точнее от его взгляда. Странный он какой-то и подозрительный. И все, что происходит… началось, когда…
— Не отнекивайся! — перебила его Ида, не дослушав. — И не выдумывай!
— Да послушай ты, не смешно это вовсе! Я не на пустом месте это придумал и не только у меня такие мысли. — Ишас провел рукой по волосам в привычном жесте, верный признак его переживаний. — Уверен, если б отца интересовало что-то кроме своего молота и наковальни, он бы тоже заметил. Вообще ума не приложу, где отец его нашел и почему так быстро взял в помощники. Марк с детства просился к нему в подмастерья, а он все никак, — тут Ишас резко оборвал мысль и взглянул на притихшую Иду, — Ты чего?
Она выпучила глаза и долго на него смотрела не моргая, даже побледнела, но резко сорвалась на смех. Она заливалась и не могла успокоиться.
— Ты бы, ха-ха, ты бы видел свое лицо! Ты так серьезно об этом говоришь! — Ида продолжала смеяться, но понимала, что если не выплеснет накопившееся через смех, все прольется слезами.
— Не смешно, — Ишас сердито проворчал что-то еще, встал и пошел в сторону реки. Ида побежала за ним и взяла под руку.
— Да ла-а-адно, ну не дуйся, ну я же пошутила, просто ты правда так серьезно говоришь, будто он, — Ишас вырвал свою руку и это заставило ее замолчать. Он резко развернулся к ней лицом и не было в его глазах уже тепла, только серьезное намерение, граничащее с обидой:
— Ты можешь мне не верить, но за дурака принимать не смей! — Он еще секунду смотрел в ее глаза, казалось, ждал чего-то, пытался увидеть понимание, а может это блеснуло разочарование. Но потом резко развернулся и ушел.
Ида осталась стоять. Ее пронзило его невысказанное огорчение, отразившееся в этих вечно грустных глазах. Даже когда Ишас улыбался, даже когда смеялся, его глаза были полны печали. Очень редко в них можно было увидеть настоящую искорку счастья. Но он никогда не раскрывался, ни разу не пожаловался, сколько бы Ида не пыталась поговорить с ним, выслушать, разделить эту боль, которую он прятал очень глубоко, Ишас всегда отказывал. Он даже отказывался признавать, называя ее выдумщицей, тайно читавшей романы сестер Генери. Ида стояла и смотрела в отдаляющуюся спину Ишаса и чувствовала, как его зацепило ее неверие. Нет, не издевки и подначивания, это была естественная форма их общения, а боль причинило то, что она не захотела поверить в то, во что так сильно верил он.
Что бы она почувствовала, если б он стал насмехаться и поддразнивать ее страхи. Она так боялась снова почувствовать эту темноту, что не заметила, как убегая от своих страхов, повела себя ужасно. Ведь Ишас мог не верить в ее сны, точнее, он и не верил, но понимал ее, он верил ей. Он никогда бы не стал смеяться над ее переживаниями. А она… Она должна догнать его, должна извиниться, объяснить, что она не в себе и не хотела его обидеть, что она не сразу поняла, насколько он серьезен. Но Ида стояла. Стояла и смотрела, как Ишас отдаляется от нее. И в прямом, и в переносном смысле.
Иди за мной. Я покажу. Правда ждет тебя.
По коже пробежали мурашки. Снова. Какое-то наваждение. Ида развернулась, но казалось, голос накрывал со всех сторон, его эхо разносилось по долине и отскакивало от гор и ущелий, становясь еще громче.
Иди за мной. Я покажу. Правда ждет тебя.
Иду затрясло. Ей хотелось убежать, чтобы больше не слышать этот голос. Но она стояла. Стояла и дрожала, как осенний лист на ветру. Капля упала на губы. Неужели начался дождь? Соленый? Ида не сразу поняла, что это ее слезы. Она стояла, дрожала и плакала. И простояла бы там вечность, зарывшись в захлестнувшие эмоции, но чьи-то крики ее отвлекли. Пробудили. Она еще не могла разобрать слов, которые выкрикивали вышедшие из соседних домов люди, все звуки казались ей приглушенными, будто она под толщей воды, но взор ее прояснялся и она посмотрела туда, куда все показывали. С востока надвигалась черная туча. Удивительно, в этом время у них никогда не бывало непогоды, тем более гроз. Наверное, туча пройдет мимо и уйдет в горы. Но что-то в этой туче казалось странным, необычным. Она была необычной формы — у нее в принципе была форма, и двигалась с небывалой скоростью, несмотря на отсутствие ветра, ведь даже намеков не было на ураган. Солнце светило ярко, а на деревьях не шелестел ни один листок. Но туча грозно надвигалась, набирая скорость, и чем ближе она становилась, тем чернее казалась. И с тучей в их мир пришли звуки. Странные, кричащие, каркающие звуки. Это не туча. Это стая воронов! Их сотни! Ида никогда не видела подобного. Ее живот скрутило страхом — первобытным, древним. Она точно знала, что это значит. Она была уверена — это предзнаменование. И она — часть этого. Ей вспомнился сон. Этого. Не. Может. Быть. Это всего лишь совпадение. А стае воронов есть объяснение. Разумное. Все эти мысли проносились в ее голове, а тело не могло шевельнуться. Ее будто приковало. Она вспомнила историю из “Книги эпох”, где человек солгавший, превратился в соляной столб. Но не успела она завершить эту мысль, как почувствовала тепло, чьи-то руки ее трясли.
— Ида! Что с тобой? Ты слышишь меня? Надо уйти с открытого места! Ида! — голос Ишаса как и все вокруг снова зазвучал издалека, будто он кричал сквозь толщу воды, но Ида ощутила, как ее онемение прошло и вдруг все звуки ярко, громко — слишком громко — ворвались в ее мир. И вместе во звуками пришло осознание, что она больше не стоит на земле — ее несут на