фотография?
– О господи. Пожалуйста, нет. – Она наморщила нос. – Это даже не преподается в колледже. – Ее взгляд остановился на убогом доме, в котором молодой светловолосый мужчина жил со своей склонной к суициду дочерью. Изобель сделала глубокий вдох, прежде чем отвернуться и слабо улыбнуться мне. – Ты всегда хотела изучать историю?
– Боже, нет. На самом деле я до сих пор не хочу этого делать.
– Но делаешь.
– Это было спонтанное решение. – Я вздохнула. – В Германии мне предстояло заниматься молекулярной генетикой. Это была моя мечта. Здесь, в колледже Тихого Ручья, были места только на историю. Пришлось решать: заниматься карьерой мечты или следовать корням. – Дикий порыв ветра заставил мою юбку развеваться. Я обхватила руками торс. – Последнее перевесило.
– Понимаю. – В голосе Изобель прозвучала грустная нота. – Но это было правильное решение. Вот увидишь.
– Я… я не уверена.
Некоторое время мы гуляли по утесам, и я старалась не заглядывать в глубину, пока Изобель не разразилась внезапным смехом.
– Что?
Она покачала головой.
– История. Это так…
– Да, знаю. – Я закатила глаза. – Я была в отчаянии, когда приняла это решение. Я бы даже попытала счастье в качестве долбаного ковбоя в Хайленде, если бы это позволило мне приехать сюда.
Уголки рта Изобель дернулись.
– Это абсурдно, Хелена. Настолько абсурдно, что я даже представить себе это не могу. И поверь мне, – она подняла брови, – мое воображение работает очень и очень хорошо.
Я улыбнулась.
– Ну, ковбойские сапоги стоили бы того.
– Для ковбоев – да. Если бы, конечно, они были здесь. Разве что кто-то, кто присматривает за бизонами.
В тот момент, когда я громко рассмеялась, дверь нашего коттеджа распахнулась. Она с грохотом ударилась о фасад, и единственной причиной, по которой не захлопнулась обратно на замок, был мой дед. Он встал передо мной, свирепый и мрачный.
– Время уже после захода солнца, юная леди.
– Привет, Натаниэль, – произнесла Изобель. Его голова дернулась в ее сторону. Изобель вздернула подбородок. – Я сопровождала Хелену. В это время она не должна бродить по городу одна.
– Да что ты говоришь? – усмехнулся он.
– Я взрослая. – Мой взгляд метался между Изобель и дедом. – В двадцать уже можно выходить на улицу по вечерам одной, верно?
Изобель подняла бровь.
– Разве?
Я была озадачена.
– Ты издеваешься?
– Нет.
– Я взрослая, – повторила я решительно. – И могу делать все, что захочу.
– Что ж. – На лице Изобель появилось серьезное выражение. Вся легкость и шутливость куда-то испарились. – Но тогда не произошло бы того, что случилось на Кривом проспекте. Не так ли, Хелена?
Ее предположение застало меня врасплох.
– Откуда ты знаешь…
– Что случилось на Кривом проспекте? – Резкий тон деда контрастировал с тем Натаниэлем Иверсеном, с которым я познакомилась утром. Когда Изобель замолчала, он бросился вперед с такой скоростью, что я даже вздрогнула. Дед вплотную приблизился к моей новой подруге. Его лоб почти касался ее лба, он выплевывал слова с такой силой, что его подбородок задрожал.
– Что случилось на Кривом проспекте, Изобель Андерсон?
Она не сдвинулась ни на миллиметр. Даже не отступила.
– Хелена стоит рядом с тобой. – В ее тоне не было никакой непринужденности. Теперь слова Изобель звучали бесстрастно и жестко. – Если ты хочешь знать, перестань прятать ее, словно ее не существует. – Изобель сделала короткую паузу. – Ты уже совершал эту ошибку раньше. Не будь таким глупцом, чтобы повторять это снова.
Ее слова заставили моего деда побледнеть. Его авторитет только что пошатнулся. Внезапно я снова узнала Натаниэля, которого встретила сегодня утром: тощего старика в потрепанном свитере, который не мог показаться еще более сломленным и слабым.
Движение Изобель, когда она повернулась ко мне, было полным изящества и элегантности. Блестящие пряди упали на ее плечо. Внезапно лицо Изобель снова просияло в улыбке.
– До завтра, Хелена.
На этой ноте она ушла. Я осталась наедине со своим дедом, и я не имела ни малейшего представления о том, что он думал обо мне. Натаниэль медленно наклонился. Я никак не могла понять взгляд, который он бросил в мою сторону. Я смотрела на него, не уверенная в том, что скрывалось за этим мрачным видом, каким человеком он был на самом деле. Тем не менее у меня не получалось его раскусить.
И в эту секунду меня впервые охватило чувство, что Натаниэль Иверсен уже сам давно забыл, кто он такой.
Тираэль
Были дни, когда я сомневался, есть ли у меня сердце. В ту секунду я понял, что мне больше никогда не придется задавать себе этот вопрос. Увидев лицо Джейме, я осознал, что в моей груди что-то бьется, и изо всех сил старался не разрыдаться.
Ее широко раскрытые глаза были словно холст. Красные линии – лопнувшие вены, широкие зрачки – темная дыра, в которую их насильно затащили; пытки, нарисованные на чистой белой бумаге. Как ангел, она лежала на простынях в ночной рубашке, раскинув руки и ноги, неподвижная, неспособная пошевелиться, потому что…
След от вспыхнувшего пламени очертил ее тело. Одно движение, и Джейме обожглась бы. Но вид огня не был причиной того, из-за чего у меня защемило в груди. В пожаре не было ничего тревожного. Нет, то, что сдавило мне горло, было ее сердцем.
Продолговатый разрез на ткани ее ночной рубашки с высокой талией обнажал светлую кожу Джейме. Место, где скрывалось ее сердце, представляло собой узор из пурпурных линий, одни из которых были слабыми и нечеткими, а другие – резко выделяющимися. Под этой отвратительной паутиной вен, по которым текла ее драгоценная кровь, билось сердце Джейме.
Стремительно. Так громко, что звук эхом разносился по комнате. Настолько сильно, что при каждом ударе орган выступал из-под кожи.
Дело рук неестественного вмешательства, которое было не из этого мира. Всего в миллиметрах над телом Джейме зависли руки темного. Его пальцы двигались, как будто он тянул за воображаемую веревку. Чудовищное напряжение красовалось на его черепообразном лице. Позади темного, на полу перед книжной полкой Джейме, лежал мальчик. Его тощий торс был обнажен, а сердце билось так же сильно, как и у сестры, но медленнее. Я знал, что здесь происходило. И, клянусь богами, это знание убивало меня.
– Убери от нее свои грязные пальцы, пока я не отрезал их и не засунул в твою гребаную задницу!
Напавший на Джейме поднял глаза. Его губы расплылись в безумной усмешке. Когда он говорил, то подчеркивал каждое слово провокационной интонацией. Шепот темного воина отчетливо прозвучал в тишине, прерываемый лишь искусственными ударами сердца.
– Тогда. Заставь. Меня.
Я нащупал свою стихию
