какой-то невидимой жидкостью.
Наконец доктор схватил обе руки Валтазара и строго, но дружелюбно сказал:
— Только чистейшее согласие психического начала с законом дуализма способствует успеху операции, которую я сейчас произведу. Следуйте за мной!..
После того как они прошли вслед за доктором через множество комнат, где не было ровно ничего примечательного, кроме нескольких странных животных, занятых чтением, письмом, рисованием и танцами, отворились какие-то две двустворчатые двери, и друзья очутились перед плотным занавесом, за которым и исчез Проспер Альпанус, оставив их в кромешной темноте. Занавес этот, шурша, распахнулся, и друзья оказались в каком-то овальном, по-видимому, зале, где царил магический полумрак. Стоило посмотреть на стены, как взгляд словно бы терялся в необозримых зеленых рощах и цветущих лугах с журчащими ручьями и родниками. Таинственное дыхание какого-то неведомого благовония разносило, казалось, сладостные звуки гармоники. Проспер Альпанус появился в сплошь белой, как у брамина, одежде и, поставив посреди зала большое круглое хрустальное зеркало, накинул на него легкое покрывало.
— Подойдите, — сказал он глухо и торжественно, — подойдите к этому зеркалу, Валтазар, сосредоточьте все свои мысли на Кандиде… Пожелайте всей душой, чтобы она показалась вам в тот момент, который существует сейчас во времени и пространстве…
Валтазар поступил, как ему было велено, а Проспер Альпанус, став у него за спиной, принялся обеими руками описывать около него круги.
Через несколько секунд из зеркала поплыл голубоватый туман. Кандида, прекрасная Кандида появилась во всей своей прелести, как живая! Но рядом с ней, совсем рядом с ней, сидел мерзкий Циннобер и пожимал ей руки, и целовал ее… И Кандида, обняв урода одной рукой, ласкала его!.. Валтазар хотел громко вскрикнуть, но Проспер Альпанус крепко схватил его за плечи, и крик замер у него в груди.
— Спокойнее, — тихо сказал Проспер, — спокойнее, Валтазар!.. Возьмите эту трость и нанесите несколько ударов малышу, только не трогайтесь с места.
Сделав это, Валтазар, к своей радости, увидел, как малыш скорчился, перекувырнулся, забарахтался по земле!.. В ярости Валтазар прыгнул вперед, но тут эта картина померкла и расплылась, и Проспер Альпанус с силой оттащил Валтазара назад, громко крича:
— Остановитесь!.. Если вы разобьете это магическое зеркало, мы все пропали!.. Выйдем на свет.
По приказанию доктора друзья покинули зал и вышли в соседнюю светлую комнату.
— Слава богу, — воскликнул Фабиан, глубоко вздохнув, — слава богу, что мы уже не в этом проклятом зале. От спертого воздуха у меня чуть не лопнуло сердце, а эти дурацкие фокусы вызывали у меня глубокое отвращение.
Валтазар хотел было ответить, по тут вошел Проспер Альпанус.
— Теперь, — сказал он, — теперь совершенно ясно, что этот безобразный Циннобер — не корневичок и не гном, а самый обыкновенный человек. Но тут замешана какая-то таинственная волшебная сила, распознать которую мне еще не удалось, и именно поэтому я пока не могу помочь… Зайдите ко мне вскоре еще раз, Валтазар, мы поглядим, как быть дальше. До свиданья!..
— Значит, — сказал Фабиан, подступая вплотную к доктору, — значит вы, господин доктор, волшебник, и все ваше волшебство бессильно даже против этого маленького, жалкого Циннобера?.. Знаете ли вы, что в моих глазах вы с вашими пестрыми картинками, куколками, магическими играми и всей остальной дребеденью самый настоящий, законченный шарлатан?.. Валтазар-то влюблен и пишет стихи, ему-то вы можете внушить что угодно, но меня вы не проведете!.. Я человек просвещенный и не признаю никаких чудес!
— Думайте, — отвечал Проспер Альпанус, рассмеявшись громче и веселее, чем того можно было ожидать от него, — думайте все, что вам угодно. Но даже если я и не совсем волшебник, на иные славные штучки я горазд…
— На штучки из «Магии» Виглеба[15], наверно, или еще какие-нибудь в этом же роде! — воскликнул Фабиан. — Ну, так куда вам до нашего профессора Моша Терпина, вы ему в подметки не годитесь: ведь этот честный человек всегда показывает нам, что все происходит естественным образом, он не окружает себя такой таинственной обстановкой, как вы, господин доктор… Итак, честь имею откланяться!
— О, — сказал доктор, — неужели в таком гневе вы и уйдете от меня?
С этими словами он несколько раз тихо погладил Фабиану обе руки от плеч до запястий, отчего тот как-то опешил и смущенно воскликнул:
— Что вы делаете, господин доктор!
— Ступайте, господа, — сказал доктор, — вас, господин Валтазар, я надеюсь довольно скоро увидеть снова… Скоро найдется способ помочь вам!
— А на чай, приятель, ты все-таки не получишь! — бросил Фабиан, выходя, золотисто-желтому швейцару и ущипнул его за жабо.
Но швейцар и на этот раз не сказал ничего, кроме «квирр», и снова клюнул Фабиана в палец.
— Скотина! — воскликнул Фабиан и побежал прочь.
Обе лягушки не преминули вежливо проводить обоих друзей до ворот сада, которые отворились и затворились с глухим грохотом.
— Не пойму, — сказал Валтазар, шагая за Фабианом по проселочной дороге, — никак не пойму, брат, что это за странная на тебе сегодня куртка с такими ужасно длинными полами и такими короткими рукавами.
Фабиан, к своему изумлению, увидел, что его короткая курточка вытянулась сзади до самой земли, а зато рукава ее, обычно сверхдлинные, сели до самых локтей.
— Черт знает что такое! — воскликнул он и принялся одергивать рукава и шевелить плечами. Это вроде бы помогло, но, когда они проходили через городские ворота, рукава снова так сели, а полы так вытянулись, что вскоре, несмотря ни на какие одергиванья и пошевеливанья, руки Фабиана были обнажены до плеч, а сзади у него волочился шлейф, который делался все длиннее и длиннее. Прохожие останавливались и хохотали во все горло, десятки уличных мальчишек с криками ликованья бегали по длинному подолу и сбивали Фабиана с ног, и, когда он опять поднимался, шлейф ни на пядь не укорачивался, нет, он оказывался еще длиннее! Смех, веселье
