— Она права. Ты всегда хорошо себя ведешь. Ты очень терпеливый мальчик, Чарли, и очень храбрый.
Он молчит ещё минуту. Ира слушает, ветер за окном. А потом мальчик говорит:
— Я правда очень рад, что вы с Аниу снова вместе.
Девушки переглядываются. Обе в тот момент ощущают холодные мурашки, пробегающие по всему телу. Ледяной озноб касается спины и проходит по позвоночнику. Ира усмехается, колко и сухо:
— Что значит «снова», милый?
Чарли не отвечает.
Кажется, он уже отключился, и Ире остается только слушать своё тяжелое дыхание. Но через несколько минут детские губы снова оживают:
— Ты, Ирин, очень умная. И у тебя хорошее зрение. Но иногда ты не можешь видеть того, что вижу я.
— Что ты имеешь в виду, Чарли?
— У тебя дома есть старая вещь, которая совсем не старая. Но ты не помнишь о ней, потому что она не твоя. Эта вещь из прошлого и из настоящего, она как во сне. Она есть и ее нет.
— Что за вещь? Почему она не моя?
— Посмотри в комоде, когда придешь. Только ты можешь заметить ее не сразу. Будь внимательной, Ирин.
— Чарли, откуда тебе известно все это? — Ира не может скрыть дрожь в голосе. — Ты видел сон?
— Я думаю, что это был сон. Но я не уверен.
— Как это «не уверен»?
Чарли молчит, раздумывая, а потом выдает:
— Просто иногда я вижу сны, даже когда не сплю.
— Ты говорил об этом доктору?
Чарли кивает:
— Доктор сказал, что это «мыслятельные образы». И что это от лекарств.
— Мысленные образы?
— Да. Но это не от лекарств, я точно знаю, Ирин. Только ты можешь мне поверить. Посмотри комод, когда придете домой. Аниу тоже должна увидеть… — голос мальчика слабеет, а язык начинает заплетаться. Теперь он действительно засыпает.
— Вы придете ко мне завтра? — спрашивает он.
Ира отвечает коротким кивком, а потом спохватывается, что Чарли не может этого увидеть, и отвечает:
— Да, конечно, придем. Тебе принести что-нибудь?
Но Чарли уже спит. Его дыхание — ровное, а расслабленные пальчики выпускают, наконец, медвежонка.
Ира не успела справиться с тем, что узнала в церкви, не успела принять до конца новую роль возлюбленной, как очередная загадка обрушилась на ее плечи. Больше всего ей хотелось, чтобы в комоде они ничего не нашли.
— Как думаешь, Чарли как-то связан с той реальностью? — спрашивает Аня, когда Ира нервными руками вставляла ключ в замок.
— Надеюсь, что нет, — вздыхает Ира. — Раньше я не замечала за ним ничего подобного! Он был совершенно обычным ребенком, за исключением несомненного музыкального таланта.
— Когда-то и я считала себя вполне обычной девушкой… А потом начала видеть во сне черт знает что.
— И встретила черт знает кого, — улыбнулась Ира.
— Тебя я встретила лет десять назад, не надо.
— Вообще, когда я въехала в эту квартиру, комод здесь уже стоял, — горит Ира, кидая сумку на пол и проходя в комнату. — Он был такой старинно-винтажный, что пришелся мне по душе, и мне даже в голову не пришло его выбросить.
— И ты ничего не находила внутри?
— Абсолютно… закинула туда какие-то шмотки и ничего не подозревала.
Ира выдвигает верхний ящик, вытаскивает несколько кофт, трясет ими в воздухе и бросает на пол. И так с каждым из трех шкафчиков. Кроме одежды в комоде валяется пара книг, и Ира трясет их тоже.
— Он сказал «будь внимательна», — шепчет Ира. — Будь внимательна… О, Господи, пусть он ошибется… Пусть это будет просто сон.
Аня берет одну из книг и начинает просматривать каждую страницу на случай, если Ира что-то упустила. Она уже не сомневается, что если эта вещица и существует, то она очень маленькая и тонкая, вроде листа бумаги, конверта или фотографии… Фотографии.
— Ир… Я нашла.
Маленькая фотография была плотно втиснута под суперобложку. Аня заметила лишь ее торчащий уголок, и с большим трудом вынула снимок, не помяв его и не порвав. Обычная фотография с пленочной мыльницы, испорченная лишь слабым засветом по левому краю.
Аня не сразу узнает на фотографии себя. Если, конечно, она вообще может сказать, что это она. Кажется, что она смотрит на себя в кривое зеркало. Вроде бы и узнаешь, но что-то в твоем образе необъяснимо искажено.
— О, Бог ты мой… — выдыхает Ира. — Это же мы с тобой…
— Нет, это они. Те, кого мы видели в церкви, — говорит Аня, когда может, наконец, справиться с собственным голосом.
Ирин на фотографии такая, какой Аня видела ее столько раз во сне. Короткие черные волосы, чуть взъерошенные на затылке, беззаботная улыбка, хитринка в глазах. Здесь ей как будто лет двадцать пять, не больше. Волосы Аниу, собранные в два хвостика, поражают своей длиной. Она никогда не отращивала волосы до пояса. Аниу была в белом платье, Ирин — в белой рубашке. Солнечный день навеки замер на фотографии, как и их улыбки. Они обе безумно счастливы здесь. И ничего, совсем ничего как будто не предвещало того, что случилось после.
— Мы другие… — только и может сказать Аня. — Но их чувства, Ир, не думаю, что они были другими. Неужели они были нужны друг другу меньше, чем мы с тобой?
Ира качает головой.
— Конечно, нет… Не меньше. Думаю, бесполезно задаваться вопросом, как здесь оказалась фотография, которой не существовало в нашей реальности?
— Мы должны снова поговорить завтра с Чарли. Наверняка он знает что-то ещё, — Аня переворачивает снимок в надежде прочитать что-нибудь на обороте. Но там ничего нет.
— Да, — Ира кивнула. Она никак не может оторвать взгляд от своего лица на фотографии. Оно вызывает чувство безотчетного ужаса, как от встречи с собственным двойником. — Интересно… а кто фотографировал их? Неужели просто случайные прохожие?
— Действительно интересно. Быть может, знакомые? Кто-то, кому мы доверяли.
— Доверяли? Ха. У меня нет таких знакомых.
— А у той Ирин, возможно, были. Если бы мы только нашли этого человека…
— А дальше что? В этой реальности мы с ним все равно не знакомы, он бы просто не узнал нас и посчитал чокнутыми.
— Да, я и забыла об этом… — Аня совсем грустнеет.
Желая её приободрить, Ира предлагает:
— Давай лучше попробуем определить, что за место изображено на снимке. Возможно, это что-нибудь даст нам.
— Сложно определить, — Аня щурится и подносит фотографию ближе к глазам. — Здесь лето и все зеленое, зимой это место узнать сложнее.
— Ну, по крайней мере, одно мы знаем точно — это Стокгольм, — Ира берет снимок из рук Ани и подносит к самому носу. — Надежда только на меня, ведь я всё-таки относительно хорошо знаю этот город.