связей с радикалами. С ним в дружеских отношениях начальник райотдела милиции – тьфу ты, привычка! Конечно, полиции! – чертыхнулся докладчик. – Он – участник боевых действий с чеченскими бандформированиями. В Избербаше живут родители Асланбека, в последний раз он навещал их три года назад.
– Кстати, с этим начальником райотдела полиции я знаком лично, человек умный, храбрый… – дополнил Громов. – Наш, в общем, человек. Он бандита издали чувствует. Но и вашу мысль, Константин Иванович, я понимаю: лес – это все-таки скрытная жизнь, тайники на каждом метре можно организовать. Чечня недалеко, ходокам из бандформирований оттуда ничего не стоит в его угодья попасть… Ну что ж, давайте проверять и перепроверять. Кто там у нас второй подозрительный?
– Аслан Канукоев, – продолжил Веретенников. – Семьдесят второго года рождения, в наши края прибыл в девяносто третьем году из Казахстана, куда в войну по депортации были выселены его предки. Родителей уже нет в живых, мы фотографию с его паспорта посылали нашим коллегам, знакомые Аслана признали. Здесь он чабанит, имеет крепкую семью, сын уже на высоком уровне спортом занимается. Ни политикой, ни религией Аслан не увлекается.
– Двадцать лет прошло, как он из Казахстана уехал, – опять стал комментировать слова майора Громов. – По старой фотографии, конечно, можно и ошибиться, не признать человека, или, наоборот, не за того принять. Но здесь-то он себя ничем не запятнал. Бандит – он ведь рано или поздно свой нрав проявит, так? А тут все же две войны состоялись, и Аслан Канукоев был в стороне от них. Почему его надо считать врагом? Поехали дальше. Кто там третий у нас?
– Я еще могу пару слов об Аслане сказать, товарищ генерал-майор, – поддержал его Веретенников. – Им очень довольно районное руководство – знатный чабан. Я уже говорил, что сын, Ваха, у него спортсмен, чемпион республики среди юношей. Так вот, Аслан организовал команду из борцов, друзей Вахи, они заготавливают камень для строительства нового спортзала. Там когда-то камнепад случился, камни с горы съехали вниз, перегородили тропы, ручей, и специалисты говорят, для кладки, особенно для фундамента, они в самый раз. Именно Аслан предложил использовать их и наравне с молодыми трудится в свободное время. И еще. Его тесть за труд при СССР был награжден орденом, у самого Аслана есть грамоты, ценные подарки…
– Давай о третьем докладывай, Олег…
– Третий, Аляуддин Канукоев, работает водителем, приехал в Дагестан из Чечни в девяносто третьем, обосновал это тем, что почувствовал, какая там начнется заваруха. Здесь женился. Старший брат его воевал за дудаевцев, был убит в девяносто пятом. Сестра с мужем еще до войны уехали в Новосибирск, там работают, забрали туда и родителей. Аляуддин прошлым летом гостил у них.
– Ну, не знаю, – выслушав Веретенникова, развел руками генерал. – Где тут зацепки можно увидеть? В общем, три дня вам на все про все, и будем думать, что делать дальше.
6
Муса-Аслан действительно мало знал родного сына.
В день, когда Забайраев неожиданно для себя встретился в лагере с Булатом, Ваха прибежал домой восторженный, возбужденный:
– Отец, Учитель поведал, что ты герой, но сказал также, что не пришло еще время говорить о твоем подвиге. Ты хромаешь, ты сказал, что когда-то неудачно упал в горах, а это, оказывается, пуля врагов перебила тебе ноги…
– Нет, сын, не совсем так, тех, кто стрелял в меня, не стоит называть моими врагами.
– О, я понимаю, отец, еще не пришло время… Я буду таким же, как ты, вот увидишь!
– Не думай об этом, сын. Заканчивай школу, занимайся борьбой – это твой путь.
– Нет, я хочу иметь право называть себя истинным вайнахом, как трактует это нохчалла… Но почему у нас никто не знает, что ты, на самом деле, герой? Даже дедушка рассказывал только о том, как тебя, тонувшего, вытащили из реки. А что было до этого?
– Хорошо. Расскажу. Ты уже взрослый, ты должен знать. У меня была другая фамилия и другая жизнь. В той жизни я был Муса Забайраев. Служил в Российской армии, а потом захотел служить Аллаху, своему народу и сменил фамилию…
Он рассказал сыну немногое. О том, что вырос совсем в другом селе, там похоронены его родители, там до сих пор живут его братья и сестры, но навещать их нельзя, ибо этим можно поставить и их, и свою семью под удар. Знают об этом один-два человека, – Забайраев здесь имел в виду тех, кто привозил родным деньги для похорон, – и когда-нибудь, чего очень хочется, они с сыном обязательно посетят и село, и родственников, и могилы…
– А о каком твоем подвиге говорит Учитель? – спросил Ваха, глядя на отца горящими глазами. – Я буду нем как рыба, я никому ничего не скажу, это будет лишь нашей тайной.
– Я добыл оружие, очень грозное оружие… Это пока все, что могу сказать.
А действительно, что еще Забайраев мог сказать сыну, какое напутствие дать ему в жизнь? Признаться, что даже их фамилия – Канукоев – ворованная, мало того, досталась им от убитого его отцом человека? И большие деньги – они тоже на крови, они появились из-за того, что он безучастно глядел на расстрел своих сослуживцев, а потом похитил «ранец» и бегал с ним, как мул, по горам.
Деньги, все из-за проклятых денег! Не дали деньги ему ни капли радости. Мусе пришлось отречься от родного дома, он не хоронил отца и мать, через третьих лиц узнал, что они умерли, через третьих опять же лиц передал на похороны некоторую сумму, – братья и сестры даже не догадываются, кто ее передал. Не простился с родными и совсем не знает, как будут прощаться с ним его дети. Если узнают правду… А могут узнать, потому что есть Булат, и если он, Муса, не выполнит его приказа…
– Я добыл мощное оружие, им пока нельзя воспользоваться, и, может, это к лучшему. Потому, сын, лишь повторю: я мало что сделал…
– Аллах сказал, папа, что зачастую совершение одного дела в соответствии с сунной лучше, чем совершение множества дел, – не согласился с ним Ваха. – Твое дело стоит ста, ибо оно значимей, раз Учитель зовет тебя героем.
С сыном становилось трудно говорить. Он запоем читал книги, посвященные исламу, и Муса даже однажды пошутил: мол, если из тебя не получится борец, станешь имамом. Ваха серьезно ответил: я и шейхом не хочу быть. Лишь Аллах – единственный источник творения, и ни шейх, ни пророк Мухаммад – ничто не может стоять между Аллахом и истинным мусульманином. Кто не
