возраста должны быть людьми житейски очень неглупыми, насильственным путем вдолбить детям свой образ мыслей».
«В нашем возрасте идет осмысление жизни. Мы отказываемся принимать на веру, что хорошо, что плохо, что правильно, что неверно. Если говорят: «Это хорошо», мы не успокаиваемся до тех пор, пока не посмотрим, хорошо ли это. И если то, что делают родители, кажется правильным, мы тоже так делаем. Если же нет — мы делаем иначе. Странно и дико было бы обижаться на это. Если вы не согласны с нашими мнениями — попробуйте доказать, что вы правы».
При этом порой им кажется, что вообще невозможно в своей жизни опираться на опыт жизни чужой.
«Опыт отцов не может вызвать недоверия. Прожитые годы не могли остаться бесследно. Но недаром опыт называется личным, ведь его приобретают во время личных контактов с жизнью, при каких-то неповторимых обстоятельствах. Использовать чужой опыт при решении личных проблем сродни попытке натянуть слишком тесную перчатку. Личный опыт индивидуален в той же степени, что и каждая человеческая личность. Нельзя путать его с опытом в работе, суть которого заключается в приобретении определенных трудовых навыков. Передача опыта здесь не только возможна, но и необходима. Но жизненный личный опыт можно приобрести лишь самому».
Конечно, сказано это, как и многое другое, что приведено здесь, с излишней запальчивостью. Но, читая сочинения девятиклассников, убеждаешься: тут дело вовсе не в том, что не принимается опыт отцов, здесь резкое неприятие стремления навязать этот опыт, подменяя им личный опыт жизни растущего поколения, а не направляя и организуя его.
А с этим связано и другое.
«В жизни родителей было много трудного. Сами они должны были пробивать себе нелегкую дорогу жизни. Но вместе с тем разве не это было их жизненным воспитанием, не это заставляло их «бороться и искать, найти и не сдаваться»? По-моему, только и сладок тот хлеб, в котором есть привкус горечи. Когда человек прошел через горе и невзгоды, тем радостнее ему сознание собственных побед, тем удовлетворенней он себя чувствует. Сейчас же родители берут на себя даже ту небольшую часть обязанностей, которые лежат на нас. Да мы и сами стремимся очень часто освободиться от них. Родители жалеют нас, стараются дать нам то, чего не имели сами, и вместе с тем лишают нас возможности испробовать настоящий вкус жизни. Своей чрезмерной опекой они лишают нас возможности радоваться жизни и создают условия лишь для прозябания».
«Наши родители прожили тяжелую жизнь. Война, послевоенные годы, карточки, сиротство. Но жили они интересно, а главное — дружно. Конечно же, им не хотелось, чтобы у их детей было такое же детство. Вот и стремятся они своим детям давать все, что могут, а дети — почему бы не взять, берут охотно. Все внимание, вся любовь детям, которым надо счастья, которых надо от несчастья уберечь. И дети в той или иной мере эгоистичны, потому что привыкли отовсюду брать, ведь дают же».
«Я не понимаю, почему родители иногда нас чересчур ограничивают. Ведь именно сейчас мы должны учиться самостоятельно принимать какое-нибудь решение и уметь отвечать за свои поступки. А родители оберегают нас. Вряд ли это правильно. Хочу заметить, однако, что я говорю о разумной самостоятельности, а не такой — делай, что хочешь».
«И никак не поймет поколение старших поколение младших в одном: все у нас есть; всем обеспечены, сыты, обуты, одеты, книжки читаем, телевизор смотрим, а все чего-то еще хотим. Да, хотим. Жизнь свою прожить так, как сердце велит: самим».
«Иногда сделаешь что-нибудь, не подумав, или скажешь глупость, а родители говорят: «Взрослый мужик, а ведет себя... и т. д. и т. п. Или когда чего-нибудь нельзя, они говорят: «Мал еще». Между этими двумя фразами есть какой-то не полноценный промежуток, и в этом промежутке нахожусь я».
Разве в главном, в основном не правы авторы этих размышлений?
И все-таки и в этих сочинениях, как и в сочинениях на тему «Что значит жить хорошо», требования к жизни, родителям, взрослым преобладают над требованиями к себе. Проявляется это в разном.
Во многих сочинениях прочел я о горечи непонимания. Ограничусь сейчас выпиской лишь из одной работы, где сказано об этом искренне, страстно и убеждающе.
«Пожалуй, у каждой девочки есть такие моменты, когда она приходит к маме. Это бывает или когда поссоришься с дорогим человеком, или когда просто плохо. Обычно меня не понимают. Начинают как-то неправильно утешать, говорить, что все ерунда, что все пройдет, что все увлечения сейчас мимолетны, что настоящая любовь впереди, что сейчас все легко и просто. Точно не знаю, но думаю, что в таких случаях многим стало бы легче, если бы им сказали не это, а, наоборот, что все действительно очень тяжело или плохо, или если бы с ними просто помолчали. Может быть, огромная разница между взрослыми и детьми состоит в том, что взрослые смотрят на все с позиции людей, для которых все уже пережито, для которых все то, что переживаем мы сейчас, — одно воспоминание. Они помнят все, что они переживали, но как они это переживали, не помнят. Им сейчас кажется, что самое серьезное и сильное, что может быть в жизни, происходит именно сейчас, а в пятнадцать лет все было легко и просто. Может быть, действительно, по сравнению с тем, что переживают сейчас они, все мои переживания слишком ничтожны, но для меня-то это тяжело, ведь я на большее просто не способна, я еще не знаю, что такое большее. Я их очень люблю, папу и маму. Только мне очень больно, когда меня так не понимают. Они знают, что я им не расскажу о себе ничего серьезного, что на все я буду отшучиваться. А мне сейчас кажется, что то, что я сейчас сказала, никому из взрослых не понять, потому что и это может показаться слишком мелким и пустым. Но для меня все это важнее всего, я не знаю, как сделать так, чтобы не было этой стены между мной и родителями».
Повторяю: мне пришлось прочесть много вот таких признаний («Больно и горько, когда отцы и дети, говорящие на одном языке, говорят на разных»). Не хочу снимать вины со старших. Ответственность за такое непонимание прежде всего лишь на них. Но не только. Однако всего лишь несколько человек из трех классов сказали о том, что взаимное непонимание зависит не только от отцов, но и от детей.
«Хочу, чтобы у нас с вашими теперешними отцами было много общего,