– Но вы ведь живете неподалеку, – сказал он.
Хелена поняла, что разговора избежать не удастся, и подняла голову: на нее смотрели темные глаза на загорелом лице. Она явно возбудила его любопытство, так как взгляд у него был заинтересованный, но, слава Богу, он ее не узнал.
– Я живу на побережье, сэр, с мамой и младшим братом.
Хелене оставалось лишь надеяться, что он вскоре потеряет к ней интерес, но тут вмешался дядя и опять, сам того не желая, поставил ее в неловкое положение.
– А не пойти ли нам перекусить? Вы ведь не откажетесь от чашечки чая, дорогая? – спросил он жену. – Присоединяйтесь к нам, лейтенант.
Лейтенант предложил Хелене руку, проводил их до буфета, а затем откланялся со словами:
– Вы позволите нанести вам визит, леди Брейки?
– Конечно, мистер Брукс. Правда, мы часто выезжаем, поскольку у племянницы дебют в свете, но мы будем рады вас видеть. – Когда лейтенант ушел, она с довольным видом обратилась к невестке: – Не помешает дать знать этому молодому человеку, что Хелена пользуется успехом.
– Ты не поедешь с нами к леди Фаншо, Хелена? – спросила леди Уайтт, надевая перчатки. – Дорогая, уж не больна ли ты? Ты сегодня выглядишь немного бледной.
Хелена с потухшим взглядом сидела на диване, забыв о вышивании.
– Я просто немного устала, мама, – с улыбкой ответила она. – Скоро я привыкну к городскому распорядку.
– Я отправлю Джона в Грин-парк с няней – нечего ему носиться по дому. А ты отдохни и не увлекайся вышиванием. Мы с тетей вернемся около пяти. Пообедаем сегодня пораньше, поскольку твой дядя задержится.
Все ушли, и в доме воцарилась тишина. В гостиной было душно, и Хелена распахнула двери в оранжерею, откуда повеяло прохладой и ароматной свежестью.
Альбом для рисования лежал на фортепьяно в гостиной, и Хелена, взяв его, уселась в оранжерее среди распустившейся зелени. Как давно она не держала в руках карандаш! В последний раз это было на пристани Сиддлшэма, когда она пыталась запечатлеть образ мужчины, стоящего на палубе яхты. И этот мужчина теперь так много для нее значит…
Хелена перевернула лист с незаконченным рисунком папоротника и закусила кончик карандаша. Затем, почти помимо воли, рука ее начала рисовать, и на бумаге появились очертания сильных мужских ног.
Память подсказывала мельчайшие детали: напрягшиеся жилы, изгибы стопы и пальцев, крепко упершихся в доски палубы, острый бугорок лодыжки. Рисунок был готов очень быстро, и Хелена с восторгом отметила, что это, пожалуй, самая лучшая ее работа. В рисунке отразилась вся сила ее чувств, вся невысказанная любовь. Ее талантом художницы всегда восхищались, но до сих пор она ни разу не вкладывала в творчество души. Добавив последние штрихи, она отложи-ла карандаш и прижала рисунок к груди, как будто прикасалась к Адаму.
Послышался негромкий деликатный кашель. Это появился Фиш, дворецкий в доме Брейки.
– Вы принимаете посетителей, мисс Уайтт? Пришел лорд Дарвелл. Прислать вашу горничную?
Хелена, тихонько вскрикнув, вскочила и рассыпала карандаши, которые покатились по плиточному полу. Фиш наклонился и подобрал их.
– Спасибо, Фиш. Скажите, что меня нет.
– Хорошо, мисс Уайтт. Могу ли я узнать, будете ли вы сегодня кого-либо принимать?
– Нет… да… только миссис Раулетт.
– Слушаюсь, мисс Уайтт.
Фиш с поклоном удалился. Вид у него был недовольный: по его мнению, молодой леди не стоило пренебрегать таким достойным посетителем.
Когда Фиш ушел, Хелена стала взволнованно расхаживать между высоких скамеек с папоротниками и любимыми орхидеями коммодора. Какая наглость! И это после того, как прошлым вечером он оставил ее в обществе лейтенанта Брукса. А если бы тот ее узнал? Несмотря на любовь к Адаму, Хелена не могла простить ему такое предательство. И особенно обидно, что это произошло сразу после вальса, когда он вел ее в альков, чтобы побыть с ней наедине. И еще он сказал:
“Что касается будущего… ” И не договорил. Какое будущее он имел в виду?
Хелена села и снова взяла в руки альбом, но не захотела ничего добавлять к рисунку.
Она услышала стук, затем почувствовала сквозняк. Наверное, не заперли дверь в сад, подумала она.
– Хелена, – раздался голос.
Она вскочила и резко обернулась, едва не опрокинув скамью с орхидеями. Адам бросился вперед, успев ловко подхватить падающий горшочек и поставить его на место.
У Хелены слова застряли в горле. Наконец она обрела дар речи.
– Что вы здесь делаете? Сколько времени вы следите за мной?
Он оперся о косяк двери, скрестив ноги в высоких сапогах, и сказал:
– Извините меня. Я не думал, что испугаю вас, но вы так чудесно выглядели, сидя среди цветов.
Его спокойствие просто поразительно!
– Я сказала Фишу, что никого не принимаю… Как вы сюда попали?
– Фиш![12]Ну и имя у дворецкого… – Увидев, как рассержена Хелена, Адам перестал ее дразнить. – Я перелез через стену.
– Через стену?! Но она не меньше семи футов высотой!
– Я встал на седло и перелез. К счастью, со мной конюх. Он стоит с лошадью у задних ворот.
– Которые закрыты.
– Да. Поэтому мне пришлось перелезть через забор.
– Хватит про заборы, лошадей и Фиша! Как вы вообще посмели сюда войти? И это после вчерашнего вечера… – Хелена сердито покачала головой.
Адам вдруг посерьезнел, подошел к ней и, взяв за руки, усадил рядом с собой на скамью.
– Прошлый вечер… Вот почему я здесь.
– Вы меня бросили… – Хелена хотела было высвободить руки, но ей это не удалось. Голос у нее дрожал, а сердце бешено колотилось.
– Я боялся, что вы именно так истолкуете мое поведение.
– А что еще я могла предположить? – Хелена наконец вырвала ладони из его рук. – Вот уж не думала, что вы убежите от этого человека.
– Хелена, маловероятно, что он узнал бы в элегантной юной леди, находящейся в обществе уважаемых людей, испачканную мукой сварливую повариху. Но память – странная вещь, и Брукс мог вдруг вспомнить, что где-то вас уже встречал, и если бы увидел нас вместе, то, вполне возможно, обо всем догадался бы. Он ненавидит меня, Хелена, и, чтобы навредить мне, погубит вас.
– Но почему он так сильно вас ненавидит? – спросила она. – Чем вы ему так досадили?
Адам вытянул длинные ноги и погрузился в раздумье.
– Мы вместе учились в Итоне и, как мне кажется, невзлюбили друг друга с первого взгляда. Мне почему-то удавалось во всем опережать Брукса, а он еще мальчиком отличался чрезмерным тщеславием и изо всех сил старался всегда быть первым. Потом я узнал о нем кое-что настолько непристойное, что не осмеливаюсь вам рассказать…
