узнав в толпе знакомых, поприветствовала их беглой улыбкой.
Ее супруг, притворяясь шокированным, шепнул ей на ухо:
— Не будьте снобом, мадам де Рестак!
Адриенне явно не по себе. Она не хотела приезжать сюда, но Антуан так настаивал…
— Там объявят результаты конкурса. И ты сможешь увидеть все представленные проекты, это же потрясающе!
В каком-то смысле многолюдная толпа устраивает Адриенну. В толпе легче уклониться от встречи, раз уж ее заставили прийти. И Адриенна зорко оглядывает собравшихся, боясь — и надеясь — заметить его…
Вот уже несколько недель она терпит эту пытку: Антуан говорит только об Эйфеле. Эйфель и его башня. Эйфель и его проекты. Эйфель и его гений. Эйфель, которого он знал совсем молодым, неотёсанным, и который ныне наверняка наслаждается всеми благами мира. Эйфель живет, спит и ест вместе с ними, хотя после памятного вечера в министерстве полтора месяца назад они больше не встречались. Но когда Антуан увлекается, он забывает обо всем на свете. И Гюстав Эйфель стал в их супружеской жизни постоянной величиной, невидимым призраком, фантомом, хотя бедняжка Антуан и не знает, что Адриенна была в него влюблена.
«И никогда не узнает», — думает она, оглядывая толпу.
И вдруг видит его. Хуже того: видит их. Ну, конечно, ей следовало бы догадаться, ведь у него есть семья. Адриенна запретила себе расспрашивать мужа и в результате ничего не знает об Эйфеле, кроме его башни. Об остальном Антуан молчит, словно оберегая старого друга. Но, увидев эту сплоченную маленькую группу, она понимает, что после всего и Эйфель тоже продолжал жить. Эта юная женщина с сияющим лицом — вылитый Гюстав. Так же, как и трое остальных детей, помладше, они не отходят от старшей сестры. Адриенна удивлена: а где же его жена? Неужели осталась дома?
— Ага, вон они! — восклицает Рестак, явно собираясь окликнуть Эйфелей через весь зал.
Но Адриенна резко останавливает его:
— Оставь их в покое, они, наверное, и без того оробели…
— Пожалуй, ты права…
— Давай пока пройдемся. Я же тебя знаю, стоит тебе подойти к ним, и ты уже не оставишь в покое «старину Гюстава».
Антуан разражается смехом.
— Любовь моя, ты, как всегда, прозорлива!
И он целует жену в шею с фамильярностью, от которой ее передергивает. Она бросает взгляд на Гюстава, боясь, что он видел эту сцену. Но нет. Эйфель стоит бледный, напряженный и что-то шепчет на ухо старшей дочери, поглаживая по голове самого младшего из детей.
— А где его жена?
— Чья жена?
— Эйфеля.
— Жена Гюстава? Она умерла, — непринуждённо отвечает Антуан.
Адриенна холодеет, услышав этот беспечный ответ.
— Умерла? От чего?
Рестак не понимает испуга жены.
— Дорогая, ты так смотришь, словно увидела призрак. Понятия не имею, от чего. Наверное, от какой-нибудь болезни. Но это случилось много лет назад. А Гюстав, ты же знаешь, женат скорее на своей профессии…
— Нет, не знаю! — И Адриенна, передернувшись, устремляется к макетам.
Рестак пожимает плечами. Ну вот, жена опять вышла из себя. У нее раздражительный нрав, она то и дело взрывается без всякого повода. Но сегодня он не позволит такому взрыву испортить торжество. Догнав Адриенну, он берет ее под руку, и супруги направляются к выставленным макетам.
До чего же странны некоторые из них! Например, гигантская гильотина, призванная отметить столетие Революции.
— Ну, если это должно напоминать нам о 1789 годе… — содрогнувшись, говорит Адриенна.
— А главное, чем она прославилась, кроме того, что обезглавила тысячи людей? — подхватывает Рестак.
Адриенна поднимает глаза к небу, не в силах сдержать усмешку: ее муж всегда был заядлым реакционером, даром что водит дружбу с властями Республики. И это при том, что добрая половина его предков закончила жизнь на эшафоте, а сам он — потомок единственной ветви Рестаков, которой хватило благоразумия эмигрировать в Англию.
Супруги идут дальше, от стола к столу, иногда невольно толкая людей, как это бывает перед буфетом с угощением. Некоторые макеты до того малы, что их можно рассмотреть только вблизи.
И вот они стоят перед тем, что обещает стать гранитной колонной, сверху донизу украшенной балкончиками, дверными и оконными проемами; она покоится на более широком цокольном основании, гордо именуемым «Военный госпиталь для легких наших солдат».
— Так для кого же этот госпиталь — для солдат или для их легких? — на полном серьезе спрашивает молоденькая дама у своего спутника.
— Я полагаю, солдаты будут оставлять там свои легкие для врачевания, а сами будут ждать их у себя дома.
Дама восхищенно вздыхает:
— Боже, до чего все-таки дошла наука!
Чета Рестаков, не в силах удержаться от смеха, переходит к следующему проекту. Это огромный сфинкс, подобный каирскому.
— Не понимаю, какое отношение он имеет к Парижу? — удивляется Антуан.
Адриенна почти не смотрит на изваяние, она погружена в свои мысли. Впрочем, задумчивость лучше, чем раздражение, думает ее муж. Она очнулась только у следующего экспоната — статуи женщины во фригийском колпаке, которая перешагивает через Сену. С нелепым названием «Марианна речная».
— Леон, смотри, она же совсем голая! — возмущается все та же дама; она упорно ходит по пятам за супругами Рестак. Ее спутник, однако, ничуть не шокирован. В глазах у него вожделение, он словно бы представляет себе, как проплывет на пароходике между ног этой «речной Марианны».
— Этот господин любит шпагаты, — шепчет Рестак на ухо Адриенне; та смеется и говорит:
— Сделайте всё, чтобы Париж избежал этого безобразия!
Затем они подходят к эффектному каменному обелиску, несколько напоминающему памятник на площади Бастилии. Это многоэтажное сооружение с колоннами на каждом уровне увенчано гигантским маяком.
— Проект Бурде, главного соперника Гюстава, — поясняет Рестак.
Адриенна смотрит на макет с отвращением:
— Какое уродство!
— Может, ты и права, но у этой башни много сторонников. Бурде уже построил дворец на площади Трокадеро, на другом берегу Сены. Так что его колонна имеет полное право стоять напротив, на Марсовом поле. А главное, наверху маяк, который осветит весь Париж. Согласись, идея хорошая.
Адриенна неприятно удивлена тоном мужа.
— Ты одобряешь этот проект….
— Бурде — талантливый архитектор.
— А что же Гюстав? Ты переметнулся к его сопернику?
Рестак просто обожает свою жену! С виду она как будто не от мира сего, а на самом деле мыслит куда острее, чем он.
— Гюстав — совсем другое дело: он победит.
Этот ответ вызывает яркий румянец на щеках Адриенны. Ее муж так уверен в себе. Придвинувшись к ней, он снова касается поцелуем, совсем легким, ее шеи за ушком.
— Бурде я люблю именно потому, что питаю слабость к побежденным. Это объясняется «реакционной» стороной
