ответила она, роняя крошки на простыню.
Гюстав смахнул их с постели и уселся, поджав под себя ноги, напротив нее.
— Когда-нибудь я подарю тебе… всё что захочешь.
— Правда? — спросила она заинтересованно.
— Ну, скажи, чего ты хочешь?
Адриенна, отставив шутки в сторону, серьезно задумалась.
— Всё.
— Всё? — теперь и Гюстав стал серьезным.
— Знаешь, я хочу на тебе жениться.
Лицо Адриенны вспыхнуло от радости.
— Я хочу того же!
И они сплелись в объятии, смеясь от счастья.
Потом влюбленные долго лежали, не двигаясь, задумчиво глядя в окно, на солнце, медленно плывущее в небе. Как быстро все произошло! После их первой ночи в хижине на берегу Гаронны Адриенна стала неотъемлемой частью жизни Гюстава. А он — ее жизни. И она не побоялась объявить об этом с ошеломляющей, дерзкой прямотой и друзьям, и родителям.
Девушка так лучилась счастьем, так твердо шла к своей цели, что неизменно обезоруживала всех, кто вставал на ее пути.
Эйфель с удивлением признал, что супруги Бурже при всей консервативности своих убеждений выказали в данной ситуации удивительную терпимость. Когда их дочь в первый раз привела Гюстава к ним домой, открыто держа за руку, родители всего лишь слегка нахмурились, но скоро их глаза подобрели.
«Вот видишь», — шепнула Адриенна, когда все они уселись в гостиной, и Луи Бурже поднес им арманьяк, который специально для него изготавливали в Гаскони. Очень скоро Эйфель почувствовал себя членом этого семейства.
— Гюстав, что вы сейчас читаете?
— Эйфель, как вы расцениваете это высказывание императрицы?
— Дружок, помогите мне приготовить фруктовый салат…
— Ну-ка, скажите, господин инженер, — у вас ведь глаз-алмаз! — вам не кажется, что эта крыша должна быть более пологой?
Словом, Эйфель почувствовал, что его приняли в семью. Адриенне это казалось совершенно нормальным. Однако для ее молодого избранника такое отношение было столь неожиданным, что временами его одолевало смятение.
— Твои родители вроде бы искренне меня полюбили, — иногда говорил он, когда влюбленные уединялись в прелестной спальне Адриенны, пожелав доброй ночи ее родителям, которые вполне благосклонно смотрели, как молодые люди поднимаются наверх.
— Я вижу, тебя это удивляет?
— Ты самая красивая девушка в наших местах, за тобой ухаживают все здешние молодые люди, я тут никто и звать никак, а твои родители относятся ко мне, как к родному сыну!
— Так чего же тебе не хватает?
Гюставу не хватало только самой малости — похвал. Разумеется, он обладал многими прекрасными качествами — был красив, умен, честолюбив и безумно влюблен в Адриенну. Могла ли семья Бурже найти для дочери лучшую партию?!
Но отдать ему ее руку… До этого было еще далеко.
Гюстав встал и подошел к окну. Созерцание крыш Бордо всегда утешало его. Так успокаивает человека вид идеального, совершенного механизма.
Помолчав, он с тревогой спросил:
— Ты думаешь, твои родители согласятся?
— Мои родные делают то, что я велю им делать.
Она произнесла это тоном избалованной девочки.
— Я не шучу, Адриенна, — ответил Эйфель, выпрямившись. — Мы любим друг друга уже полгода и…
— Полгода! — повторила девушка так торжественно, словно хотела сказать «двадцать лет».
— Ну, все равно, пусть хоть неделю…
— Ты так думаешь?
— У твоих родителей наверняка другие планы на твой счет.
Адриенна гордо выпрямилась.
— Во-первых, ты их не знаешь. А во-вторых, мне на их планы наплевать…
— Но они наверняка хотят выдать тебя за наследника какой-нибудь богатой бордоской семьи, владеющей землями, виноградниками, лесом, особняками…
— И всё это не идет ни в какое сравнение с самым блестящим инженером нашего времени!
Эйфель ответил ей грустноватой усмешкой.
— Твои родители терпят меня лишь потому, что я работаю над проектом, для которого твой отец поставляет лес…
— Не просто терпят: они сажают тебя за свой стол, принимают в своей гостиной и в своем саду, представляют своим друзьям и закрывают глаза на то, что я не ночую дома!
— И при всем этом они не позволят мне жениться на их дочери…
— Если бы наши отношения действительно их раздражали, они наверняка бранили бы нас, когда мы целуемся у них на глазах…
Гюстав поежился: он всегда приходил в замешательство, когда Адриенна бросалась ему на шею в присутствии родителей. Однако супругов Бурже это как будто не шокировало — они буквально боготворили дочь и спускали ей любые безрассудные выходки. После многих безуспешных попыток обзавестись потомством появилась она — их единственный поздний ребенок. Вот почему они проявляли к Адриенне снисходительность, нетипичную в буржуазных кругах того времени. Какими бы чопорными ни были супруги Бурже, они считали свою дочь верхом совершенства и относились к ней соответственно.
— А впрочем, если тебя это волнует, попроси ее у них!
— Кого «ее»? И у кого «у них»?
Адриенна распрямилась, гордо выпятив грудь, так что соски четко обозначились под тонкой сорочкой, и протянула правую руку Гюставу.
— Ее — вот эту мою руку. У кого — у папы.
Гюстав был в панике, это казалось ему безумием.
— Я? У него? Я в жизни не посмею…
Уязвленная Адриенна скрестила руки на груди.
— Значит, ты откажешься от меня из трусости? Я вижу, твоя любовь недорого стоит…
Гюстав заколебался. И неудивительно: Адриенна, когда ей чего-то хотелось, могла воспламенить даже лёд.
— Любовь моя, не нужно просить. Это само собой разумеется, разве нет?
Но Адриенна упрямо покачала головой:
— Может, у вас, у Эйфелей, в Дижоне, это и не принято… Но здесь, в Бордо, у Бурже, молодые люди просят руки девушки у ее отца.
Гюстав был уязвлен — не следовало бы Адриенне упрекать его в скромном происхождении. Его родители там, в Бургундии, — точно такие же люди. Однако, вспомнив очаровательный родительский домик, который весь уместился бы в гостиной четы Бурже, Эйфель понял, что в этой игре козыри не у него.
— Ну хорошо, я согласен, — покорился он.
И Адриенна наградила его сияющей улыбкой.
А инженер пытался привести в порядок смятенные мысли. Просить у старика Бурже руки его дочери!? Об этом даже подумать страшно. Он, Гюстав, не перенесет отказа. Но тут ему кое-что пришло в голову…
— Я уже наелась, — капризно сказала Адриенна.
Эйфель стряхнул задумчивость и посмотрел на девушку. Она сняла сорочку и ждала его — нагая, ослепительная, как солнечный луч, ласкавший ее кожу.
ГЛАВА 21
Париж, 1886
Сколько людей приглашено на церемонию? Адриенна представляла ее себе как прием для избранных, но в залы министерства промышленности и торговли набилось не менее трехсот человек — все хотели увидеть эти умопомрачительные макеты.
— Здесь и приличное общество, и всякое отребье, — заметила она и,
