Книга Мой босс. Без права на ошибку - Рене Эсель

Паша смотрит на лист бумаги и тянет пальцы к ручке.

— Бывший финансовый директор, — говорит он, а скрежет стержня по гладкому листу вызывает приступ мигрени.

Сжимаю виски пальцами и судорожно сглатываю.

— А это не важно. Для репутации одинаково, — гул в голове нарастает и я отшатываюсь от стола в сторону. — Будь другом. Придумай сам что-нибудь для HRов. Чтобы у Олега Константиновича потом с Наташей лишних конфронтаций не было. Им еще на пару мне нового шефа искать.

— И клининг вызвать не забудь, — раздается из-за спины.

Пиджак Шершнева ложиться мне на плечи теплой успокаивающей волной. Он кутает меня в него, словно в одеяло.

Запахиваюсь сильнее и втягиваю знакомый запах.

— Я позвоню тебе, — Паша поднимает глаза, но смотрит мне за спину. — На счет махинаций.

— У тебя созрело чистосердечное? — рычит Шершнев мне в затылок.

Павел Андреевич тяжело вздыхает, а я жмусь к Шершневу, как к единственному источнику тепла.

Зачем все эти обсуждения сейчас? К чему? Неужели нельзя найти времени более подходящего?

Не понимаю. Хочу домой.

— Олег, я этой компании десять лет отдал…

— Не сейчас — обрывает Пашу Шершнев и тянет меня к выходу, словно прочитав мои мысли. — Позвонишь и расскажешь.

Мне кажется, что получается идти вполне прямо и спокойно. Разве что пятки то и дело сползают в бок, да ноги подкашиваются.

До первой лестницы.

Совсем небольшой. Несколько ступенек. Но почему-то меня бросает в холодный пот. Я отступаю назад, но тихое прикосновение на талии усиливается, удерживая меня на ногах.

— Так, ну все, достаточно этого цирка, — внезапно выдыхает Олег. — Сильная и независимая, боже.

А затем одним движением подхватывает меня на руки. Не успеваю и пискнуть, как меня проносят вдоль стола Марго, прямо к лифтам… Только цепляюсь за крепкую шею и упираюсь носом куда-то в ключицу.

— Олег Константинович, — недоуменный голос помощницы Паши летит нам в след. — Тут документы на подпись.

— У меня отгул, — рявкает Шершнев и удобнее перехватывает меня. — Завтра, Рит. Все завтра. Пока займись документами Павла Андреевича. Сегодня все важное нужно подписать.

— А почему сегодня? — сквозь навалившуюся внезапно дремоту доносится полный возмущения вопрос.

— Потому что да завтра может не дожить, — так, чтобы никто не слышал, скрипит зубами Шершнев и нажимает кнопку лифта, а затем теплое дыхание касается моего виска. — Отдыхай. Скоро будем дома, малыш.

Глава 27

— Пей, — Шершнев протягивает стакан с янтарной жидкостью и падает рядом со мной на диван. — Полегчает.

Послушно принимаю бокал двумя руками. Подушечки пальцев холодит, и я без раздумий выпиваю все залпом. Горло обжигает древесный вкус. Жадно втягиваю носом воздух, затем осторожно выдыхаю.

Докатилась. Пью посреди рабочего дня у себя дома.

Спасает только то, что шторы в малой гостиной задернуты и не пропускают свет. Поэтому эта комната и стала моей любимой в доме: уютный камин, потрескивание дров и мягкий диван. Здесь в любое время суток создана атмосфера приятного вечера. Понятия не имею, как Шершнев догадался привести меня сюда.

— Где мама? — спрашиваю, плотнее кутаясь в мягкий плед.

Откуда бы ему знать? Но кажется, что у Шершнева есть ответы на все вопросы.

— Сказала, что сегодня дом в нашем распоряжении, — уклончиво отвечает.

Снова выглядит уставшим. Темные круги под глазами плотно обосновались на коже, а морщины на лбу не уберет ни один косметолог. Его вид почему-то не радует. Помятая рубашка с закатанными рукавами, расстёгнутый ворот, опустившиеся уголки губ и руки, которые постоянно растирают виски.

Шершнев вызывает не злорадство, а жалящее чувство беспокойства в груди.

Поджимаю губы и отворачиваюсь. Я жалею его? Недоуменно смотрю на стакан в руке. Похоже, что алкоголь и шок так на меня повлияли.

— Еще бы она тебе перечила, — давлю усмешку и тянусь к стоящей возле дивана бутылке. — Ты же у нас великий спаситель.

— Лена, — желваки на лице Шершнева напрягаются. Наклоняется. — Я решил, что здесь тебе будет спокойнее, а…

— … Моей маме не стоит видеть меня в таком состоянии, — послушно продолжаю и наклоняю бутылку. — Ты прав. Спасибо.

Шершнев отнимает ладони от лица и смотрит с недоверием. Равнодушно пожимаю плечами. Взгляд скользит к пустому стакану возле него. Приподнимаю бутылку и киваю.

— Я не алкоголичка. Побудешь моим другом на день?

Шершев недоуменно вздергивает бровь, затем щурится. Мысленно бью себя по лбу, тяжело вздыхаю и закатываю глаза.

«Почему ты такой тугой, Олег?»

— Или пей со мной, или я не стану. Но мои моральные травмы останутся на твоей совести.

Колеблется. Смотрит то на бутылку, то на меня с подозрением.

— Ты же с Воробьевой дружишь, — хмурится и нервно барабанит по стакану. — Она не лучший кандидат на эту роль?

— Шершнев, ты жениться собрался, — смеюсь, глядя в растерянное лицо. — Разговаривать мы, как будем?

— Как все, — бубнит под нос.

Давлю смешок, затем откидываюсь на спинку дивана.

— Во-первых, сейчас Кате хватает своих проблем, — делаю большой глоток из стакана и морщусь. — Во-вторых, не хочу, чтобы про мою ситуацию кто-то знал. Катя, конечно, никому не расскажет, но зажалеет до смерти.

— А жалость тебе не нужна, — протягивает Шершнев и забирает из моих рук бутылку.

— Бинго, — салютую стаканом. Допиваю остатки, затем прикладываю ладонь ко рту. — Видишь, ты уже справляешься.

Пьем в полной тишине. Я молчу, Шершнев тоже ничего не спрашивает. Но атмосфера не кажется давящей. Наоборот. Под размеренное потрескивание дров накатывает облегчение. В груди тепло то ли от выпитого алкоголя, то ли я, наконец, согреваюсь.

— Я тебя, кстати, вспоминала, — выдаю и, поджав под себя ноги, выпрямляюсь.

От выпитого покачивает, в голове клубится туман. Шершнев усмехается; уголки губ тянутся наверх, а тень от огня в камине дорисовывает горькую улыбку.

Или это игра моего воображения?

— Нет, я серьезно, — икаю и хмурюсь.

Сколько мы выпили?

Шершнев кашляет в кулак, маскирует смех. Обида пронзает тело горячей волной.

Что такое? Я ему тайны рассказываю, а он смеется.

Отбрасываю в сторону плед и подползаю к нему на коленях. Бесстыжие глаза оказываются напротив моих.

— Не веришь?

— Верю, верю, — тянется к почти пустой бутылке и выливает остатки в бокал. — Так вспоминала, что не узнала при встрече.

— О-о-о, — улыбаюсь во весь рот. — Ты обиделся, что ли? Укололо?

Шутливо хлопаю Шершнева по плечу. Его кожа через ткань кажется огненной. Задерживаю ладонь. Он напрягается и крепче сжимает стакан, затем молча тянет ко рту.

Очнувшись, убираю руку и ерзаю на месте.

Неудобно вышло.

— Ладно, чего ты? —