по нашим краям они бродили. Хиппи какие-то! Полиция к ним приходила, спрашивала о Тэмми, но они ее не видели.
Да уж, то, что с ней случилось дальше, не укладывалось в версию с похождениями хиппи. Второй вариант подходил гораздо больше: Тэмми объединилась с другими нариками и отправилась в город на заработки. Как такие зарабатывают – догадаться несложно. Проституция – это, считай, еще лучший карьерный шаг. Вот тогда Тэмми могла вляпаться в какую-нибудь темную историю, после которой ей пришлось пуститься в бега, навсегда позабыв о возвращении в родной дом.
Я старалась думать о Тэмми как просто о некой женщине, чью печальную историю я слышу. Не о своей сестре. Потому что если признать ее сестрой, в голову полезут очень плохие мысли. Тяжелые. Двадцать пять лет назад я не могла помочь ей – я сама была ребенком. Но отец мог! Он уже хорошо зарабатывал, жил так, как душе угодно! Он мог забрать Тэмми к себе, вытащить из этого кошмара, а ему это в голову не пришло. Что такого? Он был по-прежнему убежден, что она счастливо живет в Канаде. Если не смотреть на проблемы, можно притвориться, что их не существует.
Напоследок я показала миссис Джексон фотографию одного из рисунков Тэмми, сюжет которого она постоянно повторяла. Старое дерево, опушка перед ним, лавочка.
– Вы не знаете, где это? Может, в детстве Тэмми что-то такое было?
– Нет, – ответила соседка. – Поверьте, я прожила в этом городе всю жизнь, знаю каждый закоулок и тут, и рядом! Такие деревья у нас не растут.
Примерно то же самое сказал мне отец Джозеф, когда я спросила его об этом. Но я и не надеялась, что у меня получится найти некое дерево в стране, занимающей половину целого материка. Это так, моя личная игра в лотерею.
Провожая нас, миссис Джексон мечтательно заявила:
– А хорошо было бы, если бы вы поселились тут! Этот дом заслуживает лучшей судьбы, а вы такая красивая пара!
Я только улыбнулась ей. О да, мы красивая пара. Жаль только, что не пара.
Оставаться в доме Тэмми мы не собирались, но и продолжать путешествие – тоже. Ночь на дворе, а мы никуда не спешим. Поэтому мы направились в отель, там же и поужинали. Отель здесь был настоящий – добротное трехэтажное здание в центре города. Не то что ночлежка в Олд-Оукс, где в каждый номер отдельный вход с улицы, а хозяев не слишком волнует, чем занимаются постояльцы, лишь бы деньги платили.
Мы сняли номера по соседству, на одном этаже, и можно было бы расходиться, но расходиться не хотелось. Поэтому мы сидели на маленьком балкончике номера Влада и смотрели на незнакомый нам ночной город. Я куталась в клетчатый плед. Владу, кажется, было не холодно.
Это, по сути, был первый момент, когда мы вот так остались вдвоем и нам не нужно было никуда спешить. Не потому, что все закончилось, а потому что прямо сейчас сделать ничего нельзя. Зато можно вспомнить, что у нас есть и другая жизнь, у каждого своя (увы), не связанная с судьбой Тэмми.
Когда-то давно молчание между нами не было тяжелым – и не могло быть. Но теперь так получилось, потому что между нами зависло слишком много не отвеченных вопросов и не произнесенных признаний. Они казались неуместными в тех кафе и ресторанах, где мы встречались в Москве, на улицах и парковках, на которых мы когда-то пересекались. Но здесь… разве не другое дело? Обратная сторона планеты, чужой город, подсвеченный рыжими и желтыми огнями Хэллоуина. Атмосфера, может, и не волшебная, но необычная. Разве это ничего не меняет?
Я не знала, чего хочет Влад. Со своего места я видела ту сторону его лица, которую задел взрыв – шрамы и повязку на глазу. Но даже будь я с другой стороны, вряд ли разгадала бы его мысли, он научился скрывать их.
Если быть совсем-совсем честной, хоть это и неприятно, придется признать: это я разрушила то, что между нами было. Поэтому у меня вроде как не было права раскачивать лодку, как называет это матушка Ларина. Мне полагалось сидеть где-нибудь на заднем ряду жизни, придавленной чувством собственной вины, и смиренно принимать те крошки внимания, что достаются бывшей однокласснице.
Но это, опять же, раньше. Если сейчас Влад бросил все и помчался в другую страну, чтобы помочь мне решить проблемы, которые его не касаются, может, прав у меня больше, чем я ожидала?
– Так и будешь меня рассматривать? – спокойно поинтересовался он.
Я почувствовала, что краснею. Я не знала, что он заметил.
– Как?.. – начала было я, но запнулась.
– Как я мог разглядеть, если у меня нет глаза? А потому что другой глаз у меня все-таки есть. На столике стоит чашка. В ней ты отражаешься. Поэтому я в курсе, что ты уже минут пятнадцать разглядываешь меня с таким видом, будто подбираешь мне венок на могилу.
– Ловко, – только и смогла произнести я.
– Человек ко всему привыкает. Банально, но правда. Знаешь, когда один глаз исчезает, кажется, что мир должен стать в два раза меньше. Но это неправда. Правда гораздо хуже: ты теряешь намного больше. Не только обзор, глубину тоже, объем, чувство цвета – все его тонкости. Ничего уже не будет таким, как раньше.
Я слушала его внимательно, даже дышать боялась, чтобы не пропустить ни слова. Он первый раз коснулся этой темы! Не нужно было объяснять мне, насколько это важно для него – и какое доверие я только что получила. Насколько мне известно, он даже с родными последствия теракта предпочитает не обсуждать.
Вопрос только в том, что мне делать дальше. Принять эту короткую часть истории, как подарок, или попытаться узнать остальное? Мне всегда казалось, что расспрашивать его об этом будет жестоко и эгоистично. А сегодня я впервые допустила, что ему, возможно, хочется рассказать. Чтобы кто-то еще знал, кроме него! Вот только кому? Его отец и друзья примут это за жалобу. Не обязательно осудят, но будут считать, что он жалуется, а это уже неверно. Его мать будет рыдать в три ручья, абсолютно искренне, но потом расскажет об этом всем своим знакомым, включая свою парикмахершу. Даже если он попросит ее не говорить. Если же он упрекнет ее, она оскорбится: а что такого? Ну, не сдержалась, так это от избытка чувств, она же мать!
Ему действительно некому сказать. Я бы на его месте тоже не знала, к кому обратиться. Поэтому я все же ступила на опасную территорию:
– Ты помнишь… сам момент
