побарабанил пальцами по столу. — Да... Не понимаю, почему при таких неопровержимых уликах Усик продолжает запираться.
— Я предполагаю, что он и сам не видел, как совершил наезд, — сказал лейтенант. — Ведь он сбил Соколовых прицепом, когда шел под гору на повышенной скорости. Думаю, любой суд не возвратит это дело на доследование. Давайте направим его в прокуратуру для утверждения.
— Не торопись. Мне кажется, что это не обычное, рядовое дело о нарушении правил движения. Оставь его мне. Хотелось бы устранить некоторые неясности...
Проводя повторную очную ставку, майор обратил внимание на какую-то отрешенность в поведении подозреваемого.
— Всё против меня, — заявил Усик. — Я это преступление не совершал, но вы не поверите.
Больше ничего шофер не сказал. Он сидел вялый и безразличный ко всему, только плечи его временами вздрагивали. Но когда Кузнецов вызвал конвоира, чтобы отправить задержанного в камеру, тот торопливо поднялся и повернулся к Соколовой. Майор не стал ему мешать.
— Пожалейте моих троих детей! — выкрикнул Усик. — Вспомните хорошенько, ведь это был не я! — и он заплакал.
Соколова сильно побледнела и втянула голову в плечи. Казалось даже, вся ее фигура уменьшилась в размерах. Вдруг она поднялась с места и прохрипела, указывая пальцем на подозреваемого:
— Не он!
— Видите, не я, не я, не я! — громко закричал Усик. Он даже запрыгал на месте, как сумасшедший.
Майор сразу же начал задавать Соколовой дополнительные вопросы. Ее била крупная дрожь, но она уверенно повторила, что Усик не совершал наезда. Затем она вдруг взмахнула руками и упала без чувств.
В последующие дни Соколова вела себя странно: или молчала, или начинала рыдать. «Чертовщина какая-то, — ругался Кузнецов. — Почему она молчит?» Действительно, несмотря на всю свою настойчивость, он не смог добиться от нее ничего вразумительного.
Удивляясь странностям «старухи», как Иван Иванович назвал ее, Кузнецов решил изменить тактику. Почти три недели он безвыездно прожил в поселке леспромхоза. Его можно было увидеть в любом из домов поселка, в гараже леспромхоза, на злополучной дороге, где случилось несчастье, на лесных тропинках, веером расходящихся от поселка, пересекающих одна другую. И он добился своего: собрал такие сведения, которые заставили Соколову заговорить. Настал момент, когда Кузнецов в сопровождении понятых появился в доме у одного из жителей поселка.
— Вы арестованы, Нестерец, вот постановление.
— Арестован? — хозяин дома побледнел. — Вы шутите, товарищ следователь?
— Гражданин следователь, — поправил Иван Иванович.
Нестерец, быстро оправившись от испуга, уже принял независимо-спокойный вид.
— Руки у вас коротки, — усмехнулся он. — Жаловаться буду. Вы за произвол ответите, поняли? Я чист, как росиночка...
— Если не считать убийства Соколова, — холодно добавил Кузнецов.
— Вранье! — дико взвыл Нестерец и схватился за голову. — Я...
— Хватит! — оборвал его майор. — Вы и так нас изрядно подурачили. Из-за вас даже чуть шофера не обвинили. Да, подготовились вы к преступлению блестяще, рассчитали все до тонкостей. Немудрено, что столько людей сумели ввести в заблуждение.
— Ничего я не знаю, — твердил Нестерец на допросах в милиции и прокуратуре и сейчас, на суде. Но факты изобличали...
Несчастье в семье Соколовых произошло не в тот субботний вечер, а лет на шесть раньше.
Это была самая обыкновенная семья. Василий Спиридонович Соколов прожил с Марией Степановной тридцать с лишним лет. Нельзя сказать, что это был брак по любви, но и несчастливым его тоже назвать было нельзя. Дочери с мужьями жили далеко, в разных городах, изредка привозили в гости внучат. Василий Спиридонович работал главным бухгалтером леспромхоза. Мария Степановна в последнее время не работала, однако материальных затруднений они не испытывали: Василий Спиридонович зарабатывал хорошо, часто получал премиальные, да и дочери помогали. Так что даже денежные сбережения с книжки снимать не приходилось.
В то лето у Соколовых гостило два внука: семилетний Миша и четырехлетний Павлик. Все шло хорошо. Мальчики заболели внезапно и оба сразу. Днем резвились, играли, ходили с бабушкой на озеро. И вдруг вечером, когда вернулись домой, их зазнобило. А к ночи температура поднялась до сорока градусов. Оба метались в бреду, дышали тяжело, с хрипом, а младший даже весь посинел. «Двусторонняя пневмония», — констатировал врач «скорой помощи» и предложил немедленно поместить ребятишек в больницу. Мария Степановна отказалась наотрез.
Три ночи подряд в жуткой тишине, нарушаемой лишь стонами больных детей да звуком мотора приезжавшей периодически машины неотложной помощи, старики по очереди дежурили около больных, и, лишь когда приехала мать детей, их положили в больницу. Врачи делали все возможное, чтобы спасти жизнь мальчиков, но состояние их не улучшалось. Взрослые тяжело переживали, но особенно страдала бабушка. Ночами она не могла сомкнуть глаз, днем все валилось у нее из рук. Казалось, жизнь чуть теплится в когда-то светлом и веселом, а теперь угрюмом и запущенном доме Соколовых.
И тут к Марии Степановне как бы случайно зашла тихонькая и ласковая, на вид вся светящаяся добротой и пониманием старушка, живущая в поселке неподалеку от них, — тетя Ксеня. Она прибрала в доме, сходила в магазин. Впервые за несколько дней у Соколовых был приготовлен обед.
— Знаю, милая, — заговорила старушка мягким голосом, когда Мария Степановна поделилась с ней своим горем. — Бог покарал! Не молитесь, о душах своих не заботитесь, вот всевышний и наказал. Он, всемилостивец, всё зрит, — закончила она шепотом.
В этот вечер впервые за много лет Василий Спиридонович накричал на жену. В другое время он, мягкий по натуре, просто посмеялся бы в душе над ее предложением — идти к какому-то «святому брату» Петру, который всякую хворь лечит, но сейчас он и сам был взвинчен и расстроен болезнью детей.
— Дурость это — твой святой Петр, — отрезал он.
А на следующий день страшное известие свалило Марию Степановну в постель: умер младшенький, Павлуша. Два дня тетя Ксеня ухаживала за ней. В минуты просветления Мария Степановна слышала ее всхлипывания и горячий шепот:
— Христос тебе родня... Христос тебе любимый...
В конце концов, через силу встав на ноги, Соколова вместе с тетей Ксеней все-таки пошла на поклон к «святому брату». Жил он на окраине поселка, снимал дом.
«Святой» принял их в небольшой комнатке с простой, самой необходимой мебелью.
— Спасите! — Мария Степановна с порога протянула к нему руки и упала на колени.
— Встань, сестра моя, — просто и ласково обратился
