сетке кулаками. Она легко отлетела в сторону.
Она протиснулась в окно головой вперёд. Деревянная рама была плохо оструганной и полной заусениц. Одна поранила ей руку.
— Я РАЗОРВУ ТЕБЯ НА КУСКИ! — завизжал голос.
Она уже наполовину высунулась из окна, со страхом глядя на ряды молодых сосен далеко внизу, когда её ночная рубашка зацепилась за край подоконника. Она потянула её, но не смогла высвободить. Она вся извивалась, визжа и брыкаясь, ожидая мёртвой хватки на своих лодыжках.
— Нет! — закричала она. — О, боже, НЕТ!
Когда рассвело, Алекс вошёл в спальню. Он заметил распахнутое окно без москитной сетки, заметил на кровати сорванные занавески. И улыбнулся.
Его улыбка погасла, когда он увидел на кровати чемодан.
Он бросился к окну. Ряды молодых деревьев внизу, чтобы не гнулись от ветра, были подвязаны к высоким железными кольям, которые он вбил в землю на прошлой неделе, пока Селена была в салоне красоты. Колья были зелёными и едва заметными.
Селена не была насажена ни на один из них.
— Проклятье, — пробормотал он.
Что-то пошло не так.
Подойдя к кровати, он открыл чемодан. Таймер был на месте, магнитофон тоже. Он щёлкнул переключателем.
— Я РАЗОРВУ ТЕБЯ НА КУСКИ!
Он ошеломлённо уставился на магнитофон. Его слова. Да, те самые слова, которые он прокричал в микрофон всего несколько дней назад. Только голос был не его, а Селены!
Дрожа, он выключил запись.
Чьи-то руки схватили его за правую лодыжку и дёрнули, ударив голенью о металлический каркас кровати. Боль пронзила ногу.
Он упал.
Селена, двигаясь на животе, быстро выползла из-под кровати, с безумием в глазах и разделочным ножом, зажатым в зубах.
Хват
© Richard Laymon — «The Grab», 1982
Как-то раз, на закате, Кларк Адисон, бывший мой сосед по комнате в колледже, прикатил ко мне в город на пикапе, в ковбойской шляпе и с ковбойской же лихорадкой последней стадии. Он умял гамбургер у меня на кухне, а потом спросил:
— И как тут обстоят дела с ночной жизнью, в вашем гадюшнике? Ты куда это намылился, в таком-то прикиде? Диско уже не в моде дружище. Ты вообще где шлялся?
И так мы влезли в его пикап. И поехали искать место, где бы промочить горло. Объехали четыре квартала в центре Барнсдейла, но не нашли не одного местечка, где бы играли кантри и резвились механические быки.
— Ну что-то не везёт, — сказал я, пытаясь сделать грустный тон.
— Никогда не сдавайся, — сказал Кларк.
Тут мы подпрыгнули на железнодорожном переезде и Кларк ткнул пальцем в лобовое стекло. Перед нами, рядом с элеватором, стояла маленькая холупка из кусков фанеры и с неоновой вывеской: «Сален полный бордель». Не считая зернодробилки, там было всё, что нужно что бы растопить сердце настоящего ковбоя. Опилки на полу, Мерл Хаггард в проигрывателе, пиво Круз в бочке и тугие джинсы на нижней половинки тела, каждой из присутствующий дам. Мы вальяжно прошагали во внутрь.
— Два «Круза»! — сказал Кларк.
Бармен сдвинул шляпу назад, наполнил кружки, подвинул их к нам и сказал:
— Один восемьдесят.
— Я плачу, — сказал Кларк.
Доставая бумажник, он наклонился над баром.
— А что тут у вас из развлечений?
— Ну бухло, танцы, разборки и Хват.
— Хват? — спросил Кларк. — Это что такое?
Бармен, словно крепко призадумавшись, потеребил, свои похожие на руль от велосипеда усы, и показал на стоящий в глубине бара, на стойке, прямоугольный металлический ящик. Смотрящую к нам сторону украшала, выведенная жёлтой краской, надпись: «Кто смелый?».
— И что с ним делать? — спросил Кларк.
— А посмотри, — ответил бармен и вернулся к своим делам.
Мы подошли к ящику. Ящик был высотой в пару футов и шириной в два раза меньше. Спереди была надпись «Хват» красной краской, намерено корявыми буквами, будто сделанными кровью. На обратной стороне было написано, по трафарету, зелёной краской: «Заплати десять баксов и выиграй».
— И чё я выиграю? — спросил Кларк.
Я пожал плечами. Склонившись над стойкой, я посмотрел на заднюю сторону ящика. Там была куча цепей и висячий замок. Пока я разглядывал замок, Кларк подпрыгивал, расплёскивая пиво.
— На верху ничего нет, — заключил он.
— Значит внутрь можно заглянуть только снизу, — сказал я.
— Ну, вот так всегда, — сказал он, перестав строить из себя ковбоя, но тут же пришёл в себя и сказал. — Давай-ка лучше подцепим тёлок и пошумим, бля!
Только мы двинули к паре самок без сопровождения, как музыка остановилась. Голоса затихли и все посмотрели на бармена.
— Даааа! — сказал он, — Время пришло, подходите поближе и посмотрите на Хвата, но знайте это не для слабонервных, не для слабых желудком. Это вам не карусели в парке, где покатался посмеялся и забыл. Это настоящие испытание духа. Так что неженкам просьба удалиться. А всем, кто останется участвовать или посмотреть, поклянитесь честью, что будете держать язык за зубами.
Кларк тихо засмеялся. Бледная девушка, стоявшая рядом с ним, как-то любопытно его оглядела.
— Все, кто не готов, покиньте нас! — сказал бармен.
Две парочки направились к двери. Бармен опустил руки и замолчал. Когда они ушли, он снял с шеи тонкую цепочку и показал её публике. На ней весело бриллиантовое кольцо и маленький ключ. Сняв их с цепочки, он поднял кольцо.
— Это наша награда. Отдай её любимой или обменяй на тысячу баксов, если хватит сил его забрать. За три недели не одна живая душа не смогла этого сделать. Красивая штучка правда? Давайте-ка все в круг. Подходите и готовьте деньги ребята. Всего десять баксов.
Мы подошли к ящику и несколько человек достали кошельки, Кларк в том числе.
— Ты что тоже будешь? — прошептал я.
— Конечно.
— Так ты даже не знаешь, что это такое.
— Да ничего страшного, вон все хотят попробовать.
Я оглядел
