Отчего-то фантазия подкидывает мне парочку вариантов наказания, от которых я бы не отказалась.
— «Не-е-ет», — передразнивает меня Бергман. — Ты вообще понимаешь, как ты встряла?
Повисшая пауза доводит меня почти до инфаркта.
У меня все холодеет внутри. Раскусил. Поймал на горячем. А вина был только один фужер.
Но прежде, чем я начинаю каяться, Герман продолжает:
— Ты нарушила столько пунктов нашего договора, что ты мне теперь должна, как земля колхозу, Левина.
Я хлопаю глазами. Какие пункты? Что я там нарушила?
Так. Стоп. Проблема только в этом? Или не только?
Вглядываюсь в лицо Бергмана, но ему только в покер играть. Кроме азартного блеска в глазах ничего не видно. И не поймешь, ему просто хочется потыкать меня носом, или он будет мстить за мой маскарад.
— Значит, так. Ты, я смотрю, уже приняла на грудь, поэтому разговор откладываем на завтра…
Не разберу даже, я испытываю облегчение, что чихвостить меня будут не сегодня, или ужас от того, что в неизвестности мне придется пробыть аж до завтра.
Прям хоть сейчас сдавайся.
— Сейчас я отвезу тебя домой, надеюсь, что небритые мамы у тебя кончились. Жду тебя завтра с твоим экземпляром договора у себя в шесть часов вечера. Запомнила, Левина?
Я кисло киваю:
— Поняла. Завтра в шесть на Ленинской с договором.
— Нет, Яночка, — похабно склабится мерзавец. — Не на Ленинской. Для серьезных встреч у меня есть другая квартира. Адрес скину. Отрабатывать будешь там.
Глава 22. Ожидание последствий
— Ну и? — не унимается Медведева. — Дальше-то что?
— А дальше он довёз меня до дома, спросил, где окна, и потребовал, чтобы я посигналила ему светом. Я проверяла. Бергман потом ещё полчаса стоял под окнами.
— Ха! Сто пудов, проверял, не рванешь ли ты к Димасику!
— Ну этого Димасика в жопу. Я вчера так психанула, что нажралась селёдки на ночь, и его приглашение заляпала. Че делать-то?
— Полить его еще и пивом, — вносит Алка непрошенный конструктив.
— Да я не про то… — вздыхаю я.
Пива захотелось. Похоже, Герман пьяненьких не ругает. Идея, блин.
— Я поняла, что не про то. Ты договор перечитала? — строго вопрошает подруга.
— Пыталась, но ты же знаешь, у меня от этих терминов сразу все перед глазами расплывается, и в голове начинается белый шум. Я так и не смогла толком продраться сквозь эти дебри…
— И в кого-то ты у меня такая? — вздыхает Медведева, юрист по первому неиспользуемому образованию.
— В тебя?
Алка закашливается.
— И что? Никаких намёков, что ты там запорола?
— Пусто, как в вакууме.
Медведева вздыхает:
— Дай хоть потом почитать… Слушай, раз он тебя вчера еще полчаса караулил, значит, к бабе той не поехал…
— Или поехал, или не к той, — не верю я в Бергмановский аскетизм.
— Лучше бы поехал. После бабы добрее будет, — фантазирует Медведева. — И вообще я не понимаю, что у вас там за договор? Какая-такая отработка? Полы, что ли, мыть заставит?
— Нет, уж лучше я телом… — ненавижу мыть полы.
— Не вздумай, — рявкает Алка. — До Димкиной свадьбы тебе с Бергманом нельзя!
— Почему именно до Димкиной свадьбы? — заинтересовываюсь я.
— Потому что кровать ломать вы будете всего два дня, а рыдать ты потом будешь два месяца. А с грустной рожей на Наташкину свадьбу — это только ее порадовать!
— И ничего-то мне нельзя, — горюю я.
— И ноги не брей, — Медведева по-прежнему настаивает на самом надежном способе контрацепции. Волнуется.
— Да поздно, — скрепя сердце, признаюсь я. — Ещё вчера побрила.
Алка на мое признание цветисто ругается, да так, что заслушаешься. Дочь профессора филологии.
— Тогда держись за трусы.
— Как?
— Двумя руками! И джинсы надень самые узкие.
Точно. Лайфхак номер два.
Узкие джинсы-резинки элегантно и соблазнительно ни за что не снимешь.
Может, конечно, есть уникумы, но лично я стаскиваю их, наступая одной ногой на соседнюю штанину и коряво задирая ноги.
Нормальная женщина на первый секс в них точно не пойдет.
— Ты так говоришь будто я на оргию собираюсь, — ворчу я. — Я не собираюсь спать с Бергманом.
Хотя уже и не так чтобы против. Алке я этого не озвучиваю, но она и так догадывается.
— А чего тогда ноешь?
— Стыдно. Вдруг он меня все-таки раскусил? Непохоже, но вдруг?
— Дави на жалость. Растопи его сердце.
— Боюсь, оно у него каменное, — вспоминаю я, как он по телефону отменял свои свиданки.
— Может, у него ещё кое-что каменное. Профессия обязывает, — не удерживается от ехидных намеков Медведева.
— Он ювелир, а не геолог! — фыркаю я.
— Ещё лучше, — ржет зараза. — Нефритовый стержень…
— Слышь, ты, знаток китайской эротической прозы, — вскипаю я, сидящая на голодном пайке. — Ты знаешь, кто? Ты стерва!
— Я — персик, — не соглашается она.
— Ты — метис.
— Короче, ты вчера по стобалльной шкале насколько вырядилась?
Прикидываю в уме:
— На восемьдесят пять.
— Перестаралась. Жирно Лосеву восемьдесят пять, надо было на семьдесят и хватит. Ладно. Сегодня сделай на шестьдесят. В баре ты светанула на сотку, но там было темновато. Авось не признал. Гера все-таки неновый уже. Может, у него уже близорукость.
Я тут же вспоминаю, как он в три секунды разглядел родинку над левой грудью, определил размер бюстгальтера. Почему следом за этим припоминаются поглаживания по спине, случай в тачке, как он меня в прихожей Розы Моисеевны зажимал, и меня накрывает весь каскад неположенных эмоций.
И пальцы у него длинные. Перспективные…
При мыслях о руках Бергмана внизу живота подозрительно тянет.
Блядь, как ехать-то?
Он такой весь будет меня чихвостить, носом в договор тыкать, а я слюни пускать. Витаминов мне надо. Е-Б-Ц. Полный комплекс.
