к лицу. Тебе не приходило в голову, что они могли говорить о тебе, когда тебя не было.
– Я не знаю, чего ты от меня хочешь, – сказал он, и ты начала:
– Я хочу, чтобы ты… – Но он не стал ждать, пока ты закончишь:
– Ты такая же, как твоя мать, ты в курсе? Думала, что приедешь сюда и получишь какой-то аутентичный опыт? Кто мы, по-твоему, друг другу? Ты меня не знаешь. Мы ужинаем вместе и все притворяются, что мы какая-то семья, но мы не семья. Мы ебаные туристы.
Ты откинулась на спинку диванчика.
– У тебя еда на лице.
Он вытер лицо салфеткой.
– Убрал?
– Ага.
Твои родители вернулись за стол.
– Мы с твоим отцом подумали, что было бы здорово пойти танцевать сальсу сегодня, всем вместе. Мы нашли место в городе, где есть инструктор.
– Не думаю, что пойду, Джун, – сказал Вест, гоняя кусок мяса по тарелке кукурузной чипсиной. – Понимаешь, из-за ноги и все такое.
– Да нормально у тебя все с ногой, – сорвался отец. – Черт возьми, мы купили тебе билет, чтобы побыть одной семьей, а не чтобы ты весь день в одиночку набирался на пляже.
Вест поднял взгляд на отца, и на секунду показалось, что он может схватить тарелку и метнуть ее ему в голову, но вместо этого он сказал:
– Хорошо. Пойдем танцевать сальсу.
Сальса оказалась недостаточно уединенным мероприятием, чтобы тебе понравилось или не понравилось. Инструктор постоянно говорил вам менять партнеров, поэтому ты потанцевала немного с Вестом, немного с отцом и немного с незнакомцами. Ты танцевала в основном с незнакомцами.
– Это было весело, – сказала твоя раскрасневшаяся мама. – Мне кажется, было весело.
Пока родители обсуждали, сколько чаевых дать инструктору, вы с Вестом побрели наружу подышать свежим воздухом и/или сигаретным дымом. Вы стояли в молчании на обочине с минуту. Вест кашлянул и сказал:
– Хезер?
А ты сказала:
– А?
И он сказал:
– Иногда мне кажется, что мне не нужно тебе ничего говорить, потому что мне кажется, что, когда ты на меня смотришь, ты и сама все понимаешь.
В тот раз ты ничего не сказала, потому что, по правде говоря, у тебя уже не было сил с ним ссориться, но позже ты поняла, что это была его лучшая и единственная попытка извиниться.
Итак, суббота.
Когда ты проснулась, полуголый Вест спал в своей кровати. Это был первый раз, когда ты видела его без футболки; его спина и руки, как оказалось, были покрыты малопонятными татуировками, поблекшими и плохо зажившими: еще одна тайна, которая никогда не будет раскрыта.
После завтрака родители обсуждали счет на стойке регистрации («Сколько напитков заказал мой сын в номер?»), Вест вынес твой багаж на обочину. Его рейс был позже; сначала Вест думал провести последние несколько часов на пляже, но теперь он уже не был в этом уверен. «Че-то мне надоела вся эта отельная тема, – сказал он. – Может, я оставлю здесь чемоданы и помаюсь херней в городе».
Ты думала о своем возвращении домой, думала о надвигающемся лете. Вы с Кэти Коннор устроились на работу спасательницами в городской реабилитационный центр. Ты была уверена, что у Кэти накопился недельный запас сплетен, которыми она поспешит с тобой поделиться и ни разу не спросит о твоей поездке в Пуэрто Вальярта.
Потом ты подумала о колледже, о том, какая у тебя будет соседка, какие предметы ты выберешь, обо всех тех приключениях, что ждали тебя впереди, таких же масштабных и запутанных, как история Мексики.
И Вест сказал: «Эй, не пропадай, хорошо?» И он посмотрел на тебя. И слабо улыбнулся, пожал плечами, будто говоря: «Ну…» И почему-то этой мелочи хватило, чтобы окончательно тебя довести. Ты начала плакать прямо там перед отелем, пока посыльные загружали твой багаж в шаттл до аэропорта. Ты начала плакать не из-за того, что Вест что-то сказал или сделал, правда, – ты просто начала плакать.
И Весту стало очень неудобно, он вроде как игнорировал тебя какое-то время, а потом начал оглядываться по сторонам, будто там был какой-то его знакомый, перед которым ты его позорила. Он сказал: «Эй, хватит. Не нужно… Хватит». Ты постаралась перестать, но из-за этого стала плакать еще сильнее, и он сказал: «Эй, серьезно, хватит, а? Ты меня пугаешь. Эй, я серьезно, прекращай. Прекрати. Прекрати. Пожалуйста, прекрати. Пожалуйста. Пожалуйста?» Это последнее «пожалуйста» было уже слишком, ты помотала головой и подняла на него глаза, он этого не сказал, но было видно, что он думает:
«Ага. Я знаю».
Ужин с человеком, который тебя бросил
Вы получаете письмо по электронке от экс-или-как-еще-это-назвать с приглашением на ужин. Тон письма дружелюбный, будничный, хоть и немного строгий. Вы отвечаете согласием, отправив тоже дружелюбное, будничное, хоть и немного строгое письмо, и вот день назначен. Но какой ужин вас ждет? Сделайте глубокий вдох и КРУТИТЕ БАРАБАН!
Ужин-без-обид
Пожалуй, лучший вариант. Вы можете снова быть друзьями и оставить все это безобразие позади.
«Между нами нет никаких недоговоренностей, ведь так?»
Вы согласитесь: то, что было у вас, это замечательно, независимо ни от чего, но время было неподходящим, вы хотели разного, в конце концов, вы разные люди; это была Just One of Those Things, как пела Элла Фицджеральд, но без полета на луну на тонких прозрачных крылышках.
Вы по очереди выступите с неубедительными заявлениями о том, что среди вас нет отъявленных злодеев (потому что их правда нет, ну, не то чтобы), а также обменяетесь нерешительными заверениями в том, что вы не перемывали со своими приятелями косточки друг другу, что не было долгих жарких обсуждений того, насколько же ваш партнер отстойный. Однако, что самое важное, между вами присутствует негласное понимание, что вы оба – люди, слабые, ранимые, хрупкие, заслуживающие прощения люди, которые делают все что могут в тех невыносимых обстоятельствах, которые и представляют собой повседневное существование.
По большому счету, это просто ерунда, эта рана – бритвенный порез, ободранная коленка, и если вы скажете это достаточное количество раз с достаточной страстностью и улыбкой, становящейся шире с каждым повторением, может, вы даже сможете убедить себя в этом. В конце концов, на что вы надеялись, ну правда? Если смотреть на вещи трезво, чем эти отношения должны были стать? Разве случилось не лучшее, что могло случиться – ведь хорошо, что это закончилось сейчас, пока никто по-настоящему не пострадал?
Так гораздо лучше. В этом хотя бы есть смысл.
Все хорошо, вы
