себя от ярости.
— Идиоты, что вы наделали! Моя вода, — завопил Райвл. Он даже не обратил внимания на умирающих быков, выползших из-под разбитого фургона.
— Тебе заплатили, чтобы ты в сохранности доставил мой груз! — закричал он на Джимми. — Будь я проклят, если заплачу тебе хоть цент!
— Вы не доживете до конца пути, если не заплатите людям то, что вы им задолжали. Они сделали все, что смогли. Фургон был перегружен. Будете пить воду вместе со всеми из ручьев.
В лагере царило уныние. Все жалели о разбитом фургоне с водой. Никто не мог утверждать, что они найдут воду. А если и найдут, то в чем ее везти. Шестерых быков, задавленных повозкой, застрелили, и теперь жесткое жилистое мясо тушилось на костре.
Отправившись снова в путь, люди выбивались из сил, стараясь как можно быстрее дойти до реки Гумбольдта, но они доберутся до нее только в конце августа, и это тяготило людей. Река оказалась мутной и соленой, в некоторых местах очень узкой. Воду из нее нельзя было пить.
День за днем Либби чувствовала, как дисциплина в отряде ослабевала. Мужчины ругались друг с другом. Вперед послали разведчика, чтобы найти место для привала с хорошей водой. Позднее его обнаружили лежащим в горах со стрелой в груди. Его коня не было. Все шептались о горных индейцах. Охрана была удвоена. Ходили слухи, что эти племена под покровом темноты пробирались в лагеря, убивая во сне людей или уводя лошадей, тем самым обрекая людей на верную смерть. Они передвигались по горам бесшумно и без труда проходили через посты.
— На них надо охотиться как на животных. Надо отплатить им за Джо, — сказал один из мужчин.
— Не будь дураком, — сказал Джимми. — Они знают эти места как свои пять пальцев. Ты будешь искать их месяцами и не найдешь.
Гейб принес одеяло и седло к фургону Либби и сказал, что лучше спит, когда не шумят над головой. Либби поняла, что он хочет охранять ее и детей. В последующие дни охрана скакала взад и вперед колонны, но индейцы не показывались. На дороге лежало много трупов животных, сдохнувших скорее всего от истощения, чем от стрел.
Партии, идущие впереди, избавлялись от лишних фургонов. Чувствовался запах испорченных продуктов, смешанный с разлагающимися трупами животных.
— Мам, как плохо пахнет, — сказала Блисс.
— Оставайся в фургоне и закрой нос платком.
Река Гумбольдта впадала в соленое болото. Животные пытались пить, но отходили в сторону. Надо было продолжать путь дальше — другого выхода не было.
В конце дня путешественники увидели впереди огромное озеро, залившее полдолины. В лучах заходящего солнца пики гор отражались розовым цветом в озере. Люди попрыгали с фургонов и побежали вперед, крича, как школьники в последний день занятий.
— Вернитесь! — заорал Джимми, пришпоривая коня. — Это только мираж.
Солнце закатилось, и озеро исчезло. Люди вернулись, еле волоча за собой ноги. В эту ночь у костров не было песен и смеха. Встав утром, Либби поняла, что что-то случилось. Уже рассвело, но никто не разводил костров и не варил кофе на завтрак.
Из палатки Райвла была слышна ругань. Люди были напуганы.
— Что случилось? — спросила Либби.
Один из мужчин ответил:
— Это Джонсон и его друг. Они это сделали.
Либби, ничего не понимая, поспешила к палатке Шелдона.
— Почему вы их отпустили? — завопил Райвл.
— Я ничего не знал, — голос Джимми дрожал от гнева. — Я не могу караулить всю ночь.
— Я приказал тебе расставить посты!
— Охрана ушла с ними, — сказал Джимми. — Это все Боб Барклай — он друг Джонсона.
— Что они смогут сделать одни? — кричал Райвл.
— По-видимому, они думают, что мы продвигаемся слишком медленно. Они решили налегке, без повозок, пересечь пустыню. Парни думают, что вы не заплатите им в Калифорнии, и поэтому взяли еду и мулов.
— Что они взяли?
— Всех мулов, запасные ружья, пару мешков муки и сушеное мясо.
— Чтоб они сдохли! — сплюнул Райвл. — Надеюсь, что мы увидим их сгнившие трупы, чтоб они в ад попали!
— Говорите, что хотите, но мы потеряли десять человек. Поэтому нам надо бросить часть фургонов.
Райвл выскочил из палатки и чуть было не наскочил на Либби.
— Вы сможете править лошадьми?
— Думаю, что да, — сказала она.
Либби давно смотрела, как правят возницы, и была уверена, что это не так уж сложно. Кроме того, измученные животные еле тащились, и она думала, что все, что нужно, чтобы править — это хлестнуть их пару раз кнутом.
— А Фостер тоже сбежал? — сказал Райвл.
— Нет. Фостер здесь, — сказал Джимми.
— Последуйте моему совету — надо двигаться ночью, а днем отдыхать, — устало сказал Джимми.
— А что, если мы собьемся с пути и пройдем в темноте мимо реки Карсона?
— Дойдя до гор, мы не сможем ее пропустить, — объяснил Джимми.
Весь день люди лежали в тени повозок, спасаясь от невыносимой жары. Как только село солнце, они поехали. Иден и Блисс радовались, что матери разрешили управлять быками. Они сидели рядом с ней, наблюдая за каждым ее движением. Либби вспомнила малыша, упавшего под колеса, и потребовала, чтобы они сели внутрь фургона.
— Мама, я хочу пить, — жалобно пропищала Блисс. — У меня во рту пересохло.
— Нужно потерпеть, дорогая, — успокаивала Либби. — Вода скоро будет.
Гейб подошел к Либби и спросил, справится ли она с быками.
— Вы можете послать Райвла ко всем чертям и ехать в моей повозке.
Либби выдавила улыбку.
— В детстве я управляла повозкой с пони в нашем парке.
Гейб покачал головой.
— Это совсем другое.
— Я справлюсь, — сказала она.
— Хорошо. Я поеду впереди вас, не отставайте.
Либби кивнула и ударила плетью кнутов быков, которые нехотя сдвинулись с места. Было совсем темно и становилось трудно различить фургон, движущийся впереди.
У Либби было так сухо во рту, и казалось, что ее язык распух и стал вдвое больше. Сначала желание управлять фургоном казалось Либби вполне оправданным, но когда тьма сгустилась, она поняла, как было легко съехать с дороги и заблудиться в этих диких местах.
Ночью стало так холодно, что руки озябли и было трудно держать поводья.
Либби напрягла зрение и увидела впереди еле различимую фигуру. Послышалась жалобная песня «Не плачь, Сюзан, обо мне. Я в Калифорнии с лопатой в руке». Либби не раз слышала эту песню. Она узнала голос Гейба, улыбнулась и подстегнула быков, чтобы его догнать. Голос Гейба не давал заснуть Либби всю ночь.
Либби даже обрадовалась, что так холодно — это не давало ей заснуть. Когда Гейб замолкал, она начинала петь сама или
