Уже будучи сильно пьяным, я подумал: «Кто может разрешить эту ситуацию лучше "гаишника"?» И выбежал на улицу в своей полицейской форме, ажурных колготках и на 15-сантиметровых каблуках и принялся регулировать движение и свистеть. В каждом доме на нашей улице была отдернута занавеска.
Как только вечеринка началась, дом наполнил узнаваемый аромат. Я и понятия не имел, что у него все свое. Ник выращивал семена прямо в нашей теплице.
Я даже представить не мог, пока не увидел, как он высушивает свою хрень в печи. «Чего готовишь, дружище? – спросил я его. – Больно запах знакомый!»
– Садоводством занимаюсь, – ответил он с ухмылкой. И потом до меня дошло.
Поначалу я волновался, потому что за выращивание травы можно было угодить за решетку. Но парни в голубом так ни разу и не постучали к нам в дверь (на высоких каблуках или нет), и я оценил, что теперь чтобы оттянуться, никуда и ходить не надо.
Нику нравилось курить. Он любил прикреплять кусок гарика к двум проводам автомобильного аккумулятора и вставлять в большой медицинский стеклянный колпак с дыркой наверху – таким образом он делал огромный бонг. Зажигал травку, и колпак наполнялся дымом, а Ник вставлял в дырочку соломку и крепко затягивался. И хоть бы раз кашлянул! Я редко решался попробовать – но, когда пробовал, кашлял и задыхался, захлебываясь, как туберкулезник.
Поскольку Дениз, Ник и Майкл работали в больнице, их часто вызывали на дежурство, даже если мы сидели дома и расслаблялись. Однажды в субботу в два часа утра мы развалились в гостиной, пили и курили, как вдруг раздался звонок.
Дениз взяла трубку. Звонили из больницы «Нам пора, – сказала она двум остальным. – Человек попал в аварию, и срочно требуется операция». Они обреченно вздохнули и потащились, встав с кресел-мешков, а я, наверное, выглядел очень расстроенным из-за того, что веселье закончилось.
Дениз посмотрела на меня «Если хочешь, можешь пойти с нами, Роб», – предложила она.
– Да, я с радостью!
По дороге в больницу меня штырило от косяков, бухла и переизбытка эмоций. Что же я сейчас увижу? Когда мы приехали, мне показали, где помыть руки перед операцией, дали халат и хирургическую маску и впустили в операционную.
Я встал в углу, а они помогали хирургу спасти ногу парня, попавшего в автомобильную аварию. Нога была изранена и искалечена, но дурно мне не стало. Мне такое нравится. Я всегда с удовольствием смотрел передачи, где показывали, как делают операции.
Я стоял один, меня немного качало, но увиденное завораживало. Хирург меня заметил – полагаю, пьяные обкуренные незнакомцы в операционной явно выделяются – и спросил: «Кто это?» Когда Дениз сказала: «О, да он с нами», он проигнорировал меня и принялся спасать бедняге ногу.
Тур в поддержку Rocka Rolla прошел замечательно, но сложно было отрицать, что альбом провалился – и, что хуже всего, мы были на мели.
Аванс в размере 2000 фунтов давно закончился, а деньги, шедшие с продаж пластинки, были мизерными. Я потратил свои накопления с работы в Harry Fenton's. Распродал друзьям любимую коллекцию пластинок, и некоторые участники Judas Priest устроились на сдельную работу, чтобы оплачивать аренду.
Кен взял жуткую подработку на фабрике, где отмечался утром, играл в карты и валял дурака. Ян собирал офисную мебель за 5 фунтов в день. Гленн продавал хот-доги возле Таун-холла в Бирмингеме. Однажды я на него там наткнулся. Этот скупердяй даже сосиской не угостил!
Дело было дрянь, и мы решили поговорить с лейблом Gull Records и посмотреть, смогут ли они платить нам раз в неделю. Тем летом им выпал внезапный куш – выстрелил сингл «Barbados», пародийный трек в стиле регги, спетый дуэтом Typically Tropical, поэтому мы надеялись, что лейбл на радостях даст нам аванс.
Мы сели в фургон, приехали в Лондон, встретились с Дэвидом Хоуэллсом у него в офисе на Карнаби-стрит и озвучили свое деловое предложение.
«Если бы ты мог платить нам пятак в неделю, было бы потрясающе, – сказали мы ему. – Получалось бы 25 фунтов в неделю. Мы бы смогли на эти деньги хоть как-то жить, и у нас было бы больше времени на сочинение песен, репетиции, выступления и группу».
«Извините, парни, – ответил он, – не могу. Нет у нас таких денег». И на этом все.
Не мог даже чертов пятак найти. Уму непостижимо. Полдороги в Бирмингем мы ворчали и фыркали, а потом просто сидели в унылой тишине.
Вот жмотяра!
Радовало лишь то, что Gull Records не хотели сливать нас после провала Rocka Rolla и отстегнули наличные за второй альбом. Дали столько же, сколько и на первый: 2000 фунтов авансом. Теперь-то мы уже знали, что это были копейки – сделку с Gull мы называли «шиш да ни шиша!», – но таков был выбор Хобсона.
Прежде чем вернуться в студию, мы знали, что в составе требуются перемены. В музыкальном плане мы развивались и хотели более отважного и оригинального барабанщика. Мы считали, что Джон Хинч для этого не подходит.
Репетиции стали вялыми «Джон, дружище, попробуй что-нибудь другое, – просили мы его, а он выдавал один и тот же ритм. Может быть, попробуешь сыграть так? Или так?» Джон старался как мог, но делал совершенно не то, что мы хотели, или, если уж быть честным, нас его звучание не устраивало.
Джона, конечно, жаль, потому что я был с ним со времен Hiroshima. Группа ведь как семья. Однако в конечном счете на первом месте музыка. Мы знали, что придется так поступить. Жребий пал на Гленна, и он поехал домой к Хинчи в Личфилд сказать о нашем решении.
Вернувшись, Гленн поведал нам интересный рассказ. Он не говорил Джону заранее, что собирается приехать, поэтому, когда Гленн постучал в дверь, Джон опешил:
– Привет, Гленн! Ты что здесь делаешь?
– Надо поговорить, – ответил Гленн.
Гленн сказал, что на Джоне лица не было и он выглядел шокированным, будто знал, что будет дальше. Вероятно, знал, потому что, когда Гленн вошел к нему в дом, Джон сразу же побежал на второй этаж, ни слова не сказав, чтобы совладать с эмоциями.
Когда спустя пару минут Джон спустился, Гленн не стал тянуть: «Прости, но у меня плохие новости. Мы решили, что ты больше не играешь в нашей группе».
Джон был прекрасным столяром и плотником и смастерил модную коробочку, в которой хранил наши кабели, когда мы были на гастролях. Она лежала на полу в холле. Как только Гленн его огорошил, Джон стал пинать эту коробку по всей комнате.
«Ну, тогда этого вы не получите!» – сказал он Гленну. Джон несколько раз пнул коробку, ударив ее о плинтус, расплакался и снова побежал на второй этаж. Гленн слышал, как Джон сопит. «Эм, Джон, я ухожу!» – прокричал он из холла и тут же удалился.
Грустная была история, и когда я ее услышал, мне стало жаль Джона. Дерьмово, когда тебя выгоняют из группы. Нужно было быстро найти ему замену, и, к счастью, она оказалась под рукой: Алан «Скип» Мур, барабанщик Judas Priest, игравший еще до моего прихода в группу, вернулся. Со Скипом[50] я знаком не был, но он был классным парнем, спокойным и невозмутимым, и идеально вписался.
