мог натворить он, если б был зол
На те государства; но править там
Разумно привыкли, — у них произвол
Лишь на своих был направлен,
А внешним они не вредили,
Пока не напал на них "Байден",-
Он и заставил войска в Украину
Внезапно ввести. Там окраина,
Но стала она для подлунного мира,
В военном конфликте, центральною.
Не знаю, что дальше происходило;
Развеялся дым, — меня отпустило.
* * *
Смешной народец — люди,
Живут и верят в чудо,
И думают, что будто
Венцом природы стали.
Но очень-очень мало
Людей среди шакалов,
Волков, собак, баранов.
И трепетные лани,
И гордые олени
Стадами проживают,
Зовутся населеньем.
Шагают на работы,
И лают на собраньях,
Мычат и пахнут потом;
Своё в загоне знают
Местечко для жилья.
И все они — семья,
(Так на словах считают),
А сами пожирают
Друг друга постоянно,
И это называют
Общественным сознаньем,-
Так у людей бывает.
* * *
Тишина режет уши,
Вокруг ни души.
Хорошо, что на ужин
Есть пакет анаши.
Буду сыт этим блюдом;
Забиваю косяк,
Сделал хапку, и будто
В жизни стало ништяк.
Позитивные мысли
Будоражат мой ум,
На душе чисто-чисто…
Появляется шум,
(Ливень резко полил).
Выхожу в огород
И смотрю, как сгустил
Стены туч небосвод.
Льёт он влагу на землю
Под молнии всплеск;
Гром ударил, и внемлю,
Как катится треск
По просторному небу…
Мой разум исчез,
Вижу только явленья
Без мысли, и без
Своего разуменья.
Я стал солнцем и небом,
И диким дождём,
И неистовым ветром,
Стал ночью, стал днём,
Но не спал третьи сутки,
Лишь курил и дремал,
И свои злые шутки
На листах написал.
И сейчас наблюдаю,
Как кто-то читает
Эти строки, и знает,
Что сам наблюдает
За кем-то, кто тоже
Стишки сочиняет…
Ух, спаси меня Боже!
Совсем накрывает!
* * *
Тысячи веков назад
В тесной каменной пещере
Люди у костра сидели.
Разложили шкуры в ряд,
Как ковровую дорожку
И сидят на ней, едят,-
Мяса мамонта немножко
Раздобыли в этот вечер.
В разговорах человечьих
Мало было слов тогда,
Но беседовать о вечном
Всё ж любили, (издавна
Та манера повелась,
Нам от них передалась).
Об искусстве рассуждали
В этот раз неандертальцы.
На стена́х нарисовали
Что-то странное, — не пальцы
На руке и не животных,
А каких-то быстроходных
Чудищ на больших колёсах.
(О колёсах они после
Бы узнали, а тогда
Говорили о шарах;
Мало было им в словах
Выбора). Все удивились,
От чего вдруг живопись
Так внезапно изменилась?
Толкователи нашлись
Новых веяний искусства.
А художник слушал грустно
Все их рассуждения.
— Видел в сновидении
Я, как двигалось вот это,
Издавая рёв при этом
Громкий; быстро мчалось,
Обвиваемое ветром.
Рядом звуки раздавались
Странные, везде был шум.
(Говорит ваятель братьям
Племенным). И бум!
Ударился некстати.
В столб на всём ходу художник
Врезался, попал в дорожное
Происшествие. Был пьян.
И ещё в крови дурман
Обнаружили, — он сьел
Пару "марок" ЛСД-э;
К праотцам он улетел.
Сто миллиардов звёзд
Сто миллиардов звёзд далёких
Во тьме галактики мерцают;
Царят в своих домах высоких,
Миры сияньем озаряют.
Живут они и умирают
В одной огромнейшей системе,
И, может быть, совсем не знают,
Что люди тоже в общей схеме
В других "галактиках" сияют.
Сто миллиардов нервных клеток
Двуногим души создают;
Сигналы их дождём кометным
В нейроны ток передают.
И загораются мгновенно
Энграммы сотен зодиаков,
В них смысл хранится сокровенный,-
В "весах" и "скорпионах", в "раках"
Записана вся жизнь "вселенной"
От самой её колыбели.
Миры в себе творить умеет
Микрогалактика сознанья,
И выход из себя имеет
В бессмертье, в вечность мирозданья.
Энграммы — следы памяти, вертикальные колонки нейронов.
Потоп в пустыне
Не текут вдохновения реки
По равнине пустынной моей.
От палящего зноя поблекли
Облака; нет в них больше идей,
Ни единого облачка, чисто.
Не гуляют здесь рифмы-туристы
И не слышен их радостный смех.
Только ветер срывается быстрый
И летит в пустоте без помех.
Проза кактусов неказистых
В той пустыне безводной повсюду;
На колючках избитые смыслы
В обрамленьи сухом и занудном.
Что же делать? Как сушу залить?
"Это сделать не так уж и трудно,
Надо пенную влагу испить." -
Так сказал дух пустынь гласом трубным.
Выпил я для начала "ноль пять",
И смотрю, — расцветают пески!
Птицы певчие стали летать;
Нет здесь пыльной, унылой тоски,
В сад пустыня моя превратилась!
Реки бурные в дюнах текут,
Орошают барханы; пробилась
Зелень пышная, всюду растут
Вдохновеньем цветущие рощи.
Нету больше здесь кактусов тощих,
Оживает иссохшая почва!
"Хорошо разгуляюся тут!" -
Думал я, и полней наливал
Пивом пенным бокал.
Мысли быстрые во́лнами льют;
Их так много, что скоро настал
Средь пустыни громадный потоп.
"Перестань! Тормози! Хватит! Стоп!" -
Дух пустыни напрасно взывал.
Я не слышал его; уплывал
По волна́м, пока сам не утоп.
Благой путь
Шли четыре дня в степи,
К Таганрогу направлялись;
Есть там старый монастырь.
Знали мы, что исцелялись
По молитвам мудрых старцев
Бесноватые в том храме.
Сына мы спасти старались,-
Злою хворью был подавлен
Его разум много лет.
Тьмою стал нам белый свет,
Нет конца тоске-печали…
Тщетно мы с женой искали
Помощи; не облегчали
Мук молитвы и иконы.
Знахари не помогали.
И вот отправились, с поклоном,
К свя́тым старцам в божий дом.
Ночь уже была; идём
Мы втроём путём-дорогой,
Я, жена, и сын наш Миша.
Нам пройти ещё немного
Оставалось. Видим крыши
Хат вдали сквозь мрак ночной,-
Знать, деревня. "На постой
Надо бы нам попроситься." -
Говорю супруге с сыном.
— Поздно. Кто же согласится
Без гроша стелить перину?
"Ничего, мы на гумно́
Проберёмся; слава богу,
Сена в наших весях много."
На окраине деревни
Мы нашли пустой куре́нь,
И в соломенных постелях
Развалились. Сухарей
Размочили и поели,
А наевшись, захрапели.
Так дорога утомила,
Что и говорить-то силы
Не было у нас совсем.
Но запомнил я, как ел
Наш Михайло свою тюрю;
Волком он на нас глядел…
Я уже видал такую
Мину у него порой.
Парень он у нас не злой,
Даже добрый; но когда
Бес ему застит глаза,
То, ей-богу, сатана
В теле сына оживает.
Как то описать, не знаю…
Мы проснулись, вылезаем
Из сарая. Запах гари
Ощущаем — хаты полыхают!
Люди бегают, кричат;
