концентрации, почти касались носа и закрытых глаз. Он удерживал свою ци, словно коконом окутывая ею всё тело. Он делал практически невозможное — отгораживался от всего мира и одновременно сливался с ним, становясь его неотъемлемой частью. Но, конечно, похвалы он так и не дождался.
— Маскировка никуда не годится, ученик, я ощутил бы волнения в твоей ци, даже находясь на другом конце Империи! Поэтому ужинать будешь, стоя в стойке дабу!
Хань на всякий случай сделал расстроенное лицо, но при этом испытал даже облегчение. Всего лишь дабу? Да он и так в ней иногда стоял целыми днями! Главное, что сегодня будет ужин!
Злодей окинул его подозрительным взглядом, словно видел насквозь, а затем повернулся к Мэй и любезно улыбнулся.
— Ученица.
— Учитель, — поклонилась та в ответ.
Хань надеялся, что присутствие Мэй всё изменит. Что впервые за вечность он сможет поесть не в хлеву для слуг, не на дикой природе и не рядом с тренировочными площадками, а дома, за нормальным столом, с матушкой. Может, он даже получит нормальную привычную еду, а не омерзительные помои! Именно ужин дома в присутствии Мэй стал бы по-настоящему прекрасным завершением столь отвратительного дня, уже привычного в своей отвратительности.
Увы, его желания оказались бесполезными фантазиями. К ужасу Ханя, учитель повёл их с Мэй в привычный сарай для слуг, где тот же толстый слуга, по недоразумению считающийся поваром, насыпал им такого же мерзкого варева, как обычно. В те же отвратительные глиняные миски, из которых побрезговали бы есть даже собаки! Так как ему не позволили воспользоваться скамьёй, Хань стоял в стойке дабу. Наверное, со стороны это выглядело смешно — словно он сидит за столом на невидимом стуле. Но слуги не смеялись, они лишь уважительно кланялись и приступали к еде. Ханю было всё равно — всё тело болело и ныло, ему хотелось лишь одного — поесть, чтобы вскоре забыться тяжёлым глубоким сном без сновидений.
Только присутствие Мэй перебивало гадостный вкус еды, и Хань с ужасом ожидал, как она, попробовав блюдо, выплюнет всё на пол и уйдёт, чтобы больше никогда здесь не появиться. Но Мэй не только всё съела, но и умудрилась это сделать, изящно удерживая палочки, перешучиваясь со слугами и делая вид, что ей оказана честь ужинать в таком месте. Она даже похвалила повара, сказав, что овощи получились очень вкусными, а рис — выше всяких похвал, и заявила, что пройдёт путь ученика со всеми его испытаниями полностью — от начала до самого конца, безо всяких уступок и поблажек.
Хань обливался слезами и ел, давился, не смея поднять взгляда.
— К слову о поблажках! — громко сказал учитель. — Сегодня наш Хань особо отличился и заслужил мяса! Он хорошо поработал, как и подобает настоящему мужчине, а значит, получает награду!
Предатели-слуги разразились одобрительными возгласами, а некоторые даже от избытка чувств совсем вульгарно и по-простолюдински захлопали ладонями по бёдрам. Мэй тоже улыбнулась, и у Ханя потеплело на душе. Но тепло тут же ушло, так как она улыбнулась и учителю.
— Так давай же, ученик, возьми палочки, съешь этой вкусной куриной грудки да выпей чаю! — сказал учитель и в качестве примера первым подхватил кусок грудки и отправил в рот. — Настоящая пища богов! Абсолютли!
Хань с недоумением уставился на учителя, бросила удивлённый взгляд Мэй, и даже слуги замолкли, повернув головы.
— Абсолютли! — повторил учитель. — Так говорят варвары с запада, желая выразить наивысшую степень превосходства.
— Абсолютли! — повторила Мэй, вскидывая к потолку палочки с зажатым в них куском грудки.
— Абсолютли! — поддержали остальные слуги.
Хань стоял в неудобной стойке, усталый, избитый и сонный. Он потянулся к грудке палочками, ощущая при каждом движении невыносимую боль. Но стоило дотянуться до грудки и положить её в рот, он почувствовал, что это жёсткое, сухое, пресное мясо с крупными неподатливыми волокнами ему кажется самым вкусным блюдом, которое он когда-либо ел в жизни.
— Абсолютли!
Глава 6, в которой героя предают близкие и слуги, но он находит светлые стороны даже в бедах
Первые лучи солнца коснулись Ханя, и он открыл глаза. Поёрзав на жёстком неудобном ложе, он испытал ставший уже привычным приступ ненависти и обиды. Его лишили роскошных покоев с мягким диваном и подушками, удобной кроватью, столиком для свитков и плотно занавешенными окнами, причём сделали всё это со словами: «Не привязывайся к вещам, ученик!»
После чего мерзавец-учитель взял и заселился в покои Ханя — это было в тысячу раз обиднее, чем если бы он просто пнул его в живот. Ханю же выделили тесную темную комнатушку, помещение, которым побрезговали бы даже слуги, но зато выходящее единственным маленьким окном строго на восток. Хань не представлял, как злодей этого добился, как сумел сочетать совершенно противоположные вещи, но, несмотря на темноту и унылость комнаты, первые лучи солнца обязательно светили в глаза, ослепляя и заставляя вставать с постели. Перевернуться на другой бок не получалось — лучи отражались от ближайшей стены, а тонкая рисовая циновка, служившая одеялом, от света никак не защищала!
А уж когда Хань решил завесить окно своей одеждой, то очень об этом пожалел — ведь утром учитель поднял его с кровати безжалостным ударом ноги. Он не только процитировал изречение Ханя: «Воин бдителен всегда, даже ночью», но и назвал происходящее поблажками! Уступками, из уважения к его родителям!
— «Новый день — новые вершины», — прозвучал снаружи ненавистный голос.
Хань скрежетнул зубами. Он знал, что должен хранить ледяное спокойствие и игнорировать все подначки, но как это сделаешь, когда мерзавец использует любимые изречения, напрочь выворачивая их глубокий смысл? Поди ещё и подтирается бесценными свитками, а набор любимых кистей Ханя использует для ковыряния в ухе или где похуже! Днями и ночами думает только о том, как бы ещё сильнее унизить Ханя, чтобы не только измываться над телом, не только сломить разум, но и поразить саму душу!
Но как настоящий будущий герой, Хань не поддастся и ему покажет! Ну а пока что…
— Да, учитель! — прокричал он, выскакивая наружу.
Если Хань к чему-то и был готов, так к страданиям и неприятностям. Поэтому, увидав Мэй, стоящую в стойке дабу, он настолько удивился, что даже споткнулся и едва не растянулся на земле. Конечно, стойка ей очень шла, как шло что угодно, но откуда она здесь? Почему так рано? Неужели злодейский учитель заявился к ней в поместье ещё раньше и тоже погнал на мучения, называемые тренировками?
— Очень хорошо, ученица. Приятно видеть, когда твои
