Глава 14. Ах да, переговоры…
Мам, обещаю, я не буду с ним драться. Я просто вырву его позвоночник.
— Нар Отец Монстров. Избранные изречения
— За моей спиной, вы можете видеть место, где засела до этого момента неизвестная радикально-террористическая группировка "Дети Могил". Лидер банды, некто по кличке Мертвый, в данный момент удерживает в здании более пятидесяти человек. Ведутся переговоры. Повторяем для тех, кто не смотрел выпуск с самого начала…
Земин не любил журналистов.
И, в большинстве своем, они отвечали ему тем же.
Стегануть бы короткой очередью им под ноги, высекая из асфальта фонтанчики мелкого серого крошева… XXI век определенно запомнится многими хорошими вещами. Компьютерами, техникой, Интернетом и оружием, но, сука, как же бесят эти камеры. Бездонно-черные, неярко поблескивающие равнодушием стороннего наблюдателя, зрачки на плечах репортеров или в тонких прямоугольниках смартфонов, удерживаемых в руках гражданских. Последних пытаются разогнать, но получается откровенно плохо.
Задействовать в этом прибывающих силовиков штабная крыса, как первый оказавшийся в непосредственной близости от места происшествия и имеющая отношение к боевым операциям только в виде пострелушек на экране компа, наотрез отказалась, аргументируя это тем, что еще больше поднимется паники. Ну и подконтрольных людей до непозволительного мало, даже если размазать их тонким слоем по человеческой массе, то вряд ли получится хоть кого-то от чего-то остановить. Слышались крики и угрозы со стороны родственников заложников.
Виктор говорил, что Мертвый основательно подошел к вопросу нагнетания общей обстановки?
Так вот, этот пидорас, конкретно так напрягся и выблевал еще большее количество проблем, чем от него могли ожидать даже самые скептично настроенные аналитики.
Теперь в Интернете гуляло не только обращение хмыря в балаклаве и темных очках, зачитывающего свои требования, но и перекошенные лица людей, которым не повезло жить в этом доме. Десятки роликов, в которых заплаканные и окровавленные, жалкие грязные люди умоляли их спасти… стоит упоминать о том, что Мертвый еще и заставил каждого из них позвонить всем родственникам, друзьям и коллегам, часть из которых и образовывала бушующую толпу? Пока еще не самую большую. На митингах разгоняли и по-больше, но вся фишка заключалась в том, что в последнем случае стоит вчетвером пересчитать ребра какому-то студенту, просто шедшему мимо, как часть из до этого браво настроенных молодцов как-то сама по себе рассасывается, испаряясь в небытие. Фактор страха перед физическим насилием и сроком на жестких нарах быстро усмиряет показушных понторезов-революционеров.
Совсем другое начинается с идейными анархистами-радикалами или кем-то из той же оперы.
Вам когда-нибудь приходилось пытаться остановить человека, который мчится спасать свою одиннадцатилетнюю дочь, отделенную от него строем крепких мужиков со щитами и дубинками? Это практически фанатик с поясом смертника и блаженной улыбкой на лице. Вот только этот парень не счастлив. Он, сука, полон ненависти и решимости. Его остановит только смерть. Три резиновые пули в брюхе, сломанные очки с выбитыми стеклами и погнутыми дужками болтаются на переносице. Глаза красные от слезоточивого газа. У него сломано несколько пальцев и на всем лице раздувается огромная гематома, намекающая на повреждение костей и сотряс. Но он, блять, идет вперед с неумолимостью Panzerkampfwagen-а, вминающего гусеницами в грязь потроха стайки кроликов.
— Я на крыше, — пшикнуло в наушнике от "Ну че там, я попал?"
— Принял.
Минута.
Две.
Здание в кольце.
Хочется курить.
— Вижу движение.
— Не стрелять.
"Ну че там, я попал?" обладал феноменальной меткостью. Причем, не только из снайперских винтовок средней-дальней-сверхдальней дистанции, но еще и в метание всего. Буквально всего, от ножей, до гвоздей, ложек и прочего хлама, которому не повезло попасться под руку сыну сибирских лесов и бурятских… а в чем живут буряты?
Одно из окон, стекло замазано грязью или копотью, открывается.
Стволы и камеры скрещиваются на худощавой фигуре замотанной в темное тряпье.
Ослепительно-белый на фоне лишенного света нутра квартиры ватман.
ПЕРЕГОВОРЫ
И стрелочка вниз.
До этого неприступная дверь начинает медленно открываться. Фигура террориста исчезает из поля зрения.
— Боевая готовность. Где Приходько?
— На подходе. Цель без оружия.
— Код красный. Не стрелять, это заложник.
— Вас понял.
Если какой-то долболеб или тупая пизда скажут вам, что среднестатистический мужчина не имеет права плакать, показывая свои эмоции, плюньте этой срамной ошибке эволюции в ебло. Худощавый парень, не больше лет двадцати, в рубашке с коротким рукавом и мятых джинсах имел полное право на то, чтобы прямо здесь и сейчас забиться в истеричном припадке. И вряд ли хоть кто-нибудь посмел бы его в этом упрекнуть.
У этого человека не было правой руки.
Грубо замотанная бурой тряпкой культя. Тяжелые капли крови, просачивающиеся сквозь ткань.
Самое страшное в серьезных ранениях — это не боль. Она обжигающе-яркой вспышкой выжигает твое нутро, заполняет собой все и вся, не давая даже мгновения на то, чтобы осознать происходящее. Просто боль. Не больше и не меньше.
По-настоящему страшно становится, когда она отступает, ты видишь последствия и в твое мозговое вещество закрадываются мысли о том, что это дерьмо навсегда. Издревле, палачи первым делом отрезали жертвам веки, дабы их слезящиеся глазные яблоки могли во всей красоте запечатлеть кровавую картинку того, что они творят с их плотью заостренным металлом. Согласитесь, есть ощутимая разница между стильно-брутальным шрамиком на лице или торсе и отсутствующей конечностью. Человеческий организм не совершенен и сейчас не эпоха киберпанка, когда высокотехнологичный протез, коий можно поставить на место бесполезного обрубка, идет по цене привокзальных беляшей.
Ты становишься калекой.
Жизнь разделяется на до и после.
Громкие слова и лозунги уже не играют никакой роли, погаснув в осмыслении того, насколько сильно изменилась твоя повседневность. Как изменился ты сам.
Земин вроде как уже должен был к этому привыкнуть.
Его работа подразумевала под собой постоянно видеть смерть.
Видеть боль.
Видеть ужас.
Но… каждый раз, что-то в его нутре мерзко скручивалось при виде подобных картин, отдавая жжением фантомной боли в тонкий белесых рубцах на правой щеке, скуле и подбородке. В тот день он потерял двух лучших друзей и вполне себе мог оказаться среди мертвецов или же пополнить список всеми забытых и никому не нужных "недееспособных" ветеранов, выживающих на копейки пособия и мертвым грузом лежащие на плечах родственников, кому хватило крепости яиц или собственных нервов выхаживать инвалидов.
Прямое попадание в голову.
Крупнокалиберный свинцовый подарочек со свистом рассек воздух и чудовищным шурупом вбурился в голову Резо. Осколки костей его черепной коробки посекли Виктору лицо, заливая глаза и шею кровью. Земин бежал дальше. Просто потому что так надо было. Потому что
