— Слушайте, вам ведь открыли финансирование, разве не так? И оборудование из Брукхейвена получено.
— Фонды очень ограниченны. Их хватает только на то, чтобы оплачивать работу. Нам нужно гораздо больше. Мы с вами знаем, что наш эксперимент — единственное средство вытащить мир из того кошмара, в который он попал. А они что делают? Заставляют проводить эксперимент чуть ли не на пальцах, да еще этот тип не является вовремя, чтобы посмотреть на процесс.
— Он администратор, Ренфрю, а не ученый. Конечно, их политика финансирования весьма недальновидна, однако ННФ больше не даст, если на него не надавить. Они, возможно, направят средства на что-нибудь другое. Нельзя требовать от Петерсона чудес.
Ренфрю остановился и внимательно посмотрел на Маркхема.
— Я не скрывал, что он мне не нравится. Надеюсь, Петерсон этого не заметил, иначе его отношение к эксперименту будет предвзятым.
— Не сомневаюсь, что он догадался, — пожал плечами Маркхем. — Петерсон не дурак. Слушайте, я могу с ним поговорить, если вы хотите. Пожалуй, я с ним обязательно поговорю. Что же касается его настроя против эксперимента — это ерунда. Он, должно быть, уже привык к тому, что его не любят, и я думаю, это его нисколько не волнует. Более того, я уверен, что вы можете рассчитывать на его частичную помощь. Он старается выиграть по всем ставкам, а это значит, что его поддержка простирается на многие области.
Ренфрю сел в свое вращающееся кресло.
— Извини, Грэг. Я сегодня немного взвинчен. — Он провел толстыми пальцами по волосам. — Я работал днями и вечерами, прихватывая то время, когда подают электроэнергию, и немного устал. Но главное, из-за чего я очень растерян, — шумы не исчезают и искажают наши сигналы.
Их внимание привлекло неожиданное оживление в лабораторном зале. Техники, которые только что лениво перебрасывались словами, вдруг приобрели деловой вид и теперь выглядели сосредоточенными и готовыми к работе.
Через лабораторию шел Петерсон. Он подошел к дверям кабинета Ренфрю и коротко кивнул обоим мужчинам.
— Извините, доктор Ренфрю, я опоздал, — сказал он, ничего не объясняя. — Можем ли мы немедленно приступить?
Когда Петерсон снова повернулся к Маркхему, тот с изумлением заметил, что на его элегантные туфли налипла грязь, будто он шел сюда через вспаханное поле.
Было 10 часов 47 минут, когда Ренфрю начал ключом медленно отстукивать сигнал. Маркхем и Петерсон стояли у него за спиной. Техники регулировали выходной сигнал экспериментальной установки.
— Это так легко — посылать сообщение?
— Простейшая азбука Морзе, — ответил Маркхем.
— Я понимаю. Это для максимального облегчения расшифровки послания.
— Черт возьми! — Ренфрю неожиданно выпрямился и прекратил стучать. — Уровень шумов снова увеличился.
Маркхем склонился к экрану осциллоскопа. След луча на экране прыгал и танцевал: действительно какое-то поле с произвольными импульсами.
— Непонятно, как в этом переохлажденном образце индия могут возникать шумы, — сказал Маркхем.
— Господи, просто не знаю, что сказать. Мы мучаемся с ними все время.
— Они не могут быть тепловыми.
— Передачу, наверное, нельзя производить при таких шумах? — спросил Петерсон.
— Конечно, — раздраженно ответил Ренфрю. — Линия резонанса тахионов размывается, и сигнал становится неразборчивым.
— Значит, эксперимент неэффективен?
— Я этого не говорил. Видимо, простая задержка. Уверен, что я справлюсь.
— Мистер Петерсон! Вам звонят, просят срочно подойти, — крикнул с верхней платформы техник.
— Иду, — ответил Петерсон и поспешил по металлической лестнице наверх. Ренфрю посовещался с техниками, проверил показания самописца, после чего несколько минут хлопотал у оборудования. Маркхем стоял, вглядываясь в след сигнала на осциллоскопе.
— Как вы полагаете, что это могло быть? — спросил он.
— Возможно, тепловая утечка или образец плохо заизолирован от механических сотрясений.
— Вы хотите сказать, что на образец влияют колебания от шагов поблизости или что-нибудь в этом роде?
Ренфрю пожал плечами, не отрываясь от работы. Грэг, теребя нижнюю губу большим пальцем, продолжал следить за желтым спектром шумов на зеленом экране осциллоскопа. Немного погодя он спросил:
— А у вас нет коррелятора, который можно использовать на этой установке? Ренфрю задумался.
— Нет, здесь такого устройства нет. Нам он вроде ни к чему.
— А не можем ли мы из этих шумов выделить какую-либо четкую структуру?
— Надо попытаться. Чтобы найти что-нибудь подходящее, конечно, потребуется некоторое время. Наверху показался Петерсон.
— Извините, но мне придется пройти к телефону с блокировкой прослушивания. Что-то там такое происходит.
Ренфрю молча отвернулся к установке. Маркхем поднялся к Петерсону.
— Мне кажется, все равно эксперимент задержат.
— Ладно. Тем не менее я не хотел бы возвращаться в Лондон, пока не увижу все полностью. Но мне нужно сейчас переговорить по конфиденциальному телефону. Здесь, в Кембридже, такой аппарат есть. Я думаю, это займет около часа.
— Что, все так плохо?
— Опять расцветают диатомовые водоросли около Южной Америки, со стороны Атлантического побережья. Такое впечатление, что происходит самопроизвольное расширение занимаемых ими площадей.
— Цветы?
— Это термин ботаников. Просто фитопланктон смешался с хлорированными гидроуглеродами, которые мы используем в качестве удобрений. Но при этом появляется еще что-то. Сейчас технические специалисты пытаются определить, отличается ли воздействие диатомитов на пищевую цепь океана от ранее наблюдаемых явлений, правда, происходивших локально.
— Понял. Можем ли мы что-нибудь предпринять?
— Я не знаю. Американцы проводят какие-то управляемые испытания в Индийском океане, но, насколько я знаю, дело продвигается медленно.
— Так и быть, не буду вас больше задерживать. Мне тоже нужно поработать: возникли кое-какие идеи, касающиеся эксперимента Джона. Слушайте, а вы знаете “Причуду”?
— Это паб на Тринити-стрит, рядом с магазином “Боуз энд Боуз”?
— Примерно через час мне наверняка захочется выпить и закусить. Почему бы нам не встретиться там?
— Хорошая мысль. Жду вас в полдень.
"Причуду” оккупировали студенты. Ян Петерсон протолкался сквозь скопившуюся у входа толпу и остановился, пытаясь разобраться в обстановке. Студенты передавали над головами кружки с пивом, и кто-то нечаянно брызнул пеной ему на костюм. Петерсон достал платок и с отвращением вытер жидкость. Студенты даже не обратили внимания: приближался конец учебного года, и они пребывали ; в приподнятом настроении. Кое-кто уже захмелел, некоторые разговаривали на каком-то сленге, словно пародируя официальную латынь.
