преобразуется в завод, а в 1943 году вошел механический завод, эвакуированный из Москвы. В связи с чем, объем продукции, выпускаемой для фронта, увеличился к 1944 году в 2,6 раза.
За свой доблестный труд многие заводчане награждены медалями и орденами. Есть такая медаль и у меня. В 1946 году завод переходит на выпуск продукции для сельского хозяйства, а затем и предметов народного потребления.
Я в то время работала нормировщиком в цехе № 1 завода. Приходилось часто работать по 13-14-15 часов в сутки, чтобы дать Родине больше продукции для разгрома врага.
После того, как по радио объявили, что Советский Союз победил, люди все бросили из рук, у кого что было, и давай обнимать друг друга, что скоро все наши отцы, братья, сестры придут, возвратятся с фронта домой.
И так, в августе 1945 года она, наша средняя сестра Любовь, возвратилась из действующей армии. Вроде дома она стала править всеми делами. Но в 1947 году она вышла замуж и уехала в деревню Механьки Верховенского района, что в 9 км. от ст. Юрья.
А брат мой старший, Иван Сергеевич Шмырин, так и не вернулся с фронта. Он был мобилизован сразу в 1941 году, так и в этом же году или в 1942 был похоронен без вести пропавшим.
В 1950 году брата Дмитрия призвали в армию. Заботы мне о маме опять стало больше. Но вскоре к маме в дом приехала сестра Люба жить с ребенком и мужем, Андреем Шураковым, героем войны.
После войны год мне, живя у сестры, приходилось много трудиться. У сестры Клавы Острецовой было трое детей: Валера, Витя и Вова. После рабочей смены мне надо было вымыть полы, приготовить еду, помочь в других делах по хозяйству. Иногда с ребятами надо было сводить в кино, в баню. В выходные дни мы с сестрой занимались приготовлением обеда, стиркой.
А также мне часто с ребятами приходилось ездить в Юрью, к бабушке Пелагее Евсеевне. Мне очень нравилось ездить с ними, едешь в вагоне, смотришь в окно, ярко светит солнце, стихотворение сочинишь ребятам и рассказываешь, вот подъезжаем к железнодорожному мосту через реку Вятка, рассказываю ребятам, что скоро опять поедем и по реке будет двигаться лед, интересно будет, деревья распустят зеленые листочки, можно будет загорать дома у реки и купаться? Прекращают ребята баловаться, слушают внимательно.
Дома в Юрье в то время трудно жилось брату Дмитрию и маме, Пелагее Евсеевне. Так как средняя сестра Люба была призвана в Армию и служила под Москвой. Они дирижаблями защищали небо Москвы от вражеских самолетов.
В ноябре 1944 умер наш папа, Сергей Михайлович Шмырин, кормилец. Поэтому все заботы по материальному обеспечению мамы Пелагеи и младшего брата Дмитрия легла на мои плечи. Для них надо было мне обеспечить денег на питание, прежде всего, чтобы не умерли с голоду.
Больше им не на кого было рассчитывать. Так как дом был большой (пятистенка) надо было много дров заготовить на зиму. Поэтому все заработанные на заводе деньги уходили на эти неотложные нужды. Отдавала старшей сестре Клаве, у которой жила и водилась с племянниками, на питание и посылала в Юрью. Мама, Пелагея Евсеевна, не работала нигде, она была больная.
Помнится мне такой случай. Купили мы с братом Дмитрием сапоги ему на толкучке, которые проносил он всего три дня, как окончилась война. Конец войны с Германией 9 мая 1945 года. День этот пасмурный был. Здесь на дворе слякоть, но зато настроение у людей было приподнятое…
Мои мысли
Главное о чем я мечтаю, что бы то что здесь написано, рано или поздно прочитали мои дети. Для них это будет уже «древняя история» — я помню рассказы бабушки на пути в ее родную деревню, рассказы деда о военном детстве. Мне на сегодняшний день 42 года и я счастлив, что все еще могу прийти в гости к деду и бабушке. Николай Михайлович и Анна Семеновна Вахрушевы, живут недалеко от нас, но возраст уже не позволяет вести долгие разговоры про былое…
А что останется, когда они уйдут? Немые фотографии и старинные вещи? Нет, останутся хотя бы эти строки воспоминаний о тяжелом и непростом времени, в котором им выпало жить. Они с честью прошли все испытания и воспитали достойных детей. У их внуков уже свои дети. И эти строки должны стать своеобразным памятником людям, выдержавшим голодное военное детство и трудовую юность.
Не искавшим удовольствий и уюта — на их плечах держалась великое государство Советский Союз. И потому их судьбы — это частицы нашей общей истории и они не должны пропасть в безвестности. Пусть об этом знаю уже наши дети! Помнят своих предков.
И учатся у них трудолюбию, выносливости и оптимизму!
Вы в пехоту не годны, из окопа вы видны
В армию я был призван в июне 1994 года. Попал во Внутренние войска МВД. Сейчас это Национальная гвардия. Нашей задачей была охрана правопорядка. Готовили к конвоированию заключенных. Но впоследствии эту функцию внутренних войск предали УФСИН. И тогда из нас, бойцов ВВ был сформирован БОН — «батальон оперативного назначения». Были марш-броски по полной боевой. Были полевые выходы и ночные стрельбы. Меня назначили старшим стрелком-гранатометчиком. Мой рост 196 сантиметров. Для ведения огня из гранатомета РПГ-7 удобно, больше возможности «достать» цель. А вот с точки зрения безопасности ….Это недостаток.
Мы знали что в бою гранатометчики — первая цель для снайпера противника. Это как у Сергея Михалкова в «Дяде Степе»: «Вы в пехоту не годны, из окопа вы видны!».
Тогда это обстоятельство меня не очень смущало — наверное, по молодости лет — было то всего 19. Сейчас то я понимаю, что реальная опасность существовала.
И вот мы в командировке на Северном Кавказе. Стоим заставами, удерживаем территорию и контролируем дороги. В случае приближения неопознанной колонны гранатометчик и пулеметчик — всегда выходят на заготовленную позицию метров за 100–150 от рубежей заставы и готовятся встретить первыми атаку.
В моем распоряжении помощник гранатометчика с двумя зарядами — кумулятивным и фугасным. Один против техники другой против пехоты.
При любом перемещении по позициям или даже по арыкам и оврагам я всегда, как минимум на голову был выше своих сослуживцев, на одном плече РПГ на другом автомат — в общем цель выдающаяся для снайпера.
Но именно «дяди Степин рост» однажды реально спас мне жизнь. Об этом я и хотел бы
