Все поняли: хочет себя — разудалую, красивую и веселую — выставить напоказ теперь уже навсегда потерявшему ее Николаю. Рогову эта затея сразу не показалась, но перечить не стал — подурит, мол, по первости, потом шелковой будет. Но объяснять все это кому-то постороннему не было ни малейшей охоты. Он склонился над лежавшим Николаем, тронул за плечо. Тот застонал. Облегченно вздохнувший Рогов — живой! — легко поднял исхудавшее тело и перенес на покрытую половиками кровать. Разглядев на столе непочатый бинт и пузырек с йодом, сгреб их, присел рядом на кровать, смочил часть развернутого бинта йодом и стал умело перевязывать все еще кровоточащую рану. Открывшему, наконец, глаза Николаю он спокойно объяснил:
— Не боись. У меня еще с первой войны опыт. По тому же месту, что и тебя угораздило. Так что навык имеется. До сих пор хромаю маленько. А так все зер гут. Перемаешься и бегом еще побежишь. Если такое желание появится…
Встречи
Стук в окно отбросил Саньку от прильнувшей к нему Надежды. Растерянно и слегка испуганно уставился на окно. Девушка схватила платье и отбежала в задоски. Санька посмотрел ей вслед, хотел что-то сказать, но промолчал — ждал повторного стука. В окно снова постучали.
— Чего сидишь-то? — не выдержала Надежда. — Глянь кто. Только в избу не запускай. Мало ли…
— Вроде никого не должно…
— Чего делать-то?
— А я знаю? Сиди там, примолкни.
После очередного стука встал и подошел к окну. Громко поинтересовался:
— Чего надо?
— Открой, Санек…
— Кому открывать-то? Говори, чего надо.
— Сейчас и узнаешь… Открывай. Боишься что ль чего?
— Не открывай! — испуганно прошипела в задосках Надежда. — Чужой кто-то… Не открывай!
— Сейчас, испугался… Дядя Петя, что ль? Случилось чего?
Попытался разглядеть сквозь окно говорившего, не разглядел, пошел открывать дверь. В сенях зажег спичку, отбросил щеколду, едва успел разглядеть освещенное гаснущим пламенем взволнованное лицо Рогова. Остался стоять в дверях, не давая тому войти.
— Если к отцу, то его нет. На покос уехал.
— К тебе я, Санек.
— Чего ко мне-то? Незнакомые вроде…
— А ты в избу только знакомых пускаешь?
— Чего знакомых? Заходите…
Вошли в избу. Рогов оставил у порога чемодан, скинул с плеча аккордеон, протянул Саньке.
— Подарок тебе вот привез. Играешь?
— Не надо мне… — отстранился от подарка Санька.
Рогов сунул аккордеон ему в руки.
— Бери! Не понравится, кому другому отдашь.
Санька невольно взял аккордеон, подержал в вытянутых руках, поставил на стол. Завозился, зажигая лампу. Свет осветил лица. Пристально посмотрели друг на друга.
— Говорили, в деда, а ты весь в мать. Глаза Катеринины… Рот её. А вот волос наш — Роговский, черный. Да и ростом, пожалуй, в меня пошел, а, Санька? Николай-то помене будет. Так что здравствуй, Александр Александрович.
Санька оглянулся было на задоски, опустил голову, тихо сказал:
— Здравствуйте…
— Выходит, ничего объяснять не надо?
— Не надо.
— Ну и хорошо, раз так. А я думал, может, и не знаешь ничего. Верка-то где?
— Верка? А… Померла она.
— Как так?
— Давно уже. Мамка говорит — застудилась.
— Мне-то что писали? Взял Николай Перфильев Екатерину с детьми, значит. И все. А еще, что отец… дед твой помер. И все.
— Что теперь-то?
— Ты о чем?
— Сюда… Совсем?
— Да нет… Нет. Поглядеть захотел, не прячась, что здесь и как. Завоевал это право, как видишь. Да вас с Верой хотел забрать.
— Куда забрать?
— К себе. Понятное дело, если захочешь.
— Что я, маленький, что ли?
— Так я и говорю, захочешь если.
— Нет.
— Ну, нет, так нет. Подумай еще.
— Чего думать-то?
— Всю жизнь здесь собираешься сидеть?
— Зачем? В армию осенью пойду.
— Вот и поглядел бы на белый свет.
— Чего его глядеть. Нагляжусь еще.
— Я у тебя переночую? Идти-то мне некуда больше.
— Ночуйте.
— Ну, а по такому случаю — за встречу полагается.
Достал из чемодана бутылку водки, хлеб, консервы.
— От самой Польши вез. Думал, выпьем с Николаем. Ладно, выпьем еще. Потом.
— Я утром на покос еду. Можно вместе.
— А что… На какой покос-то?
— На Торинский.
Рогов стал открывать консервы.
— Кружки там или стаканы — имеются?
Санька прошел в задоски, поглядел недовольно на забившуюся в угол Надежду, взял из шкафчика стаканы.
Рогов продолжал расспрашивать:
— На Торее, не упомню, чьи покосы были? Ну да, Кузовлевых. Цел из них кто?
— Никита вернулся, да тут же в город с бабой подался.
— Не богатая, видать, у вас тут житуха?
— Как у всех.
Рогов разлил водку по стаканам.
— Давай, сын, деда помянем. Могучий мужик был, куда нам. Все своими руками. С пустого места начинал.
Запрокинув голову, он залпом выпил содержимое стакана. Санька посмотрел на него, оглянулся на задоски и неумело попытался выпить водку. Не допил, задохнулся, отставил стакан.
Скрывая грусть и растерянность, Рогов, улыбаясь, смотрел на сына…
Косарей на луговине было немного. На дальнем от тайги конце, где трава помягче, кучкой заходили бабы. Председатель шел серединой луга, оставив слева от себя широкий выкос, сделанный за утро. Мальчишки и старухи сгребали подсохшую траву.
Балаган сварганили
