— Это такой блондинчик?
— Это такой брюнетик, — сказала я. — Блондинчика звали Пол.
Мы помолчали.
Папа не особо интересовался моей личной жизнью, за что я ему была очень благодарна.
— Как только стемнело, на районе ошивался упырь, — сказал он без всякой связи с предыдущим разговором.
— Уверена, что ко мне это никакого отношения не имеет, — сказала я.
— Тебе виднее.
— Надеюсь, ты ничего с ним не сделал? — вампиры такие же граждане этой страны, как и прочие существа, и пока они не нарушают закон, мне они абсолютно неинтересны.
Но папа вырос в других местах, там, где к кровососущим не принято проявлять особой толерантности.
— Просто спугнул.
— И как ты его спугнул?
— Вот так, — папа скорчил страшную, по его мнению, гримасу. — Бу!
— К нам утром не поступит заявление о неопознанной горстке пепла? — уточнила я.
— Разве что у него случится инфаркт, — сказал папа. — Но это вряд ли. Он был совсем еще молодой.
— Э…
— Для упыря, — уточнил папа. — Сто-сто двадцать лет, на первый взгляд. Я не особо присматривался.
Вообще-то, считается, что в своем внешнем облике вампир застревает в момент обращения, если, конечно, он таким не родился сразу, поэтому определять их реальный возраст на глаз — дело неблагодарное. Но я не сомневалась, что папа знает, о чем говорит.
— Ну и черт с ним, — сказала я.
— Черт с ним, — согласился папа.
Мама на его месте уже бежала бы в церковь за святой водой, развешивала на стенах распятия и закупала чеснок в оптовых количествах. А папа Джон наверняка проверил бы, есть ли у него в наличии серебряные пули.
У меня, кстати, в наличии серебряные пули имелись, но папа Бэзил даже не стал об этом спрашивать. Кто-то может решить, что папа Бэзил — законченный пофигист, но я предпочитаю думать, что он верит в меня и мои способности о себе позаботиться.
* * *
В тот день, когда он привел меня домой из штата Мэн (обратный путь не занял много времени, мы словно шагнули с одной улицы на другую) заплаканная мама обняла меня, вручила тарелку с сэндвичами, кружку с горячим какао и отправила наверх. Поскольку папа Джон еще не вернулся из своей деловой поездки, мама с дядей Бэзилом заперлись вдвоем в его кабинете и принялись выяснять отношения на повышенных тонах.
Точнее, кричала в основном одна мама, а он тихо оправдывался в ответ. Я попыталась подслушивать, но не слишком удачно, потому что у меня получалось уловить только половину реплик. Кажется, мама утверждала, что это он во всем виноват, а дядя Бэзил говорил, что это не так.
— Это твоя вина! Если бы ты не влез в нашу семью, ничего этого бы не случилось, чертов ты сукин сын!
— Мы этого не знаем, Лиззи.
— Мы знаем! Тебе с самого начала не стоило лезть в ее жизнь! Когда ты ее бросил, это, наверное, было лучшим твоим поступком в жизни, лучшим, что ты мог для нее сделать, так какого черта ты снова тут появился?
— Я же не знал… — тут неразборчиво.
— Ты пытался сделать все правильно, обставить все красиво, и посмотри, чем все закончилось! Я чуть не потеряла мою девочку!
— Нашу девочку.
— Нет! Ты больше не имеешь к ней никакого отношения! Убирайся! Я не хочу больше видеть тебя в своем доме!
— Я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь, Лиззи…
Я тоже не понимала, в чем его вина. По моему глубокому убеждению, виноват в произошедшем был только Пеннивайз — Клоун из Ада, а папа Бэзил вообще герой и молодец, убил чудовище и спас мне жизнь, а может быть, и не только ее. Ведь Пеннивайз заманил меня в ловушку, Пеннивайз пытался затащить меня под землю и сделать меня частью своей чудовищной канализационной коллекции…
Мне тогда было двенадцать лет, голова разрывалась от противоречивой информации, вдобавок, меня трясло от пережитого, и многого я тогда просто не понимала…
Как бы там ни было, с того дня папа Бэзил стал приезжать к нам в гости гораздо реже, а Дороти, оказавшаяся детским психологом, практикующим в соседнем городке (а своего детского психолога у нас не было), стала в нашем доме чуть ли не завсегдатаем. Родители еще пару недель не выпускали меня из дома, даже на крыльцо или на задний двор, было много разговоров и с мамой, и с Дороти, и с вернувшимся из командировки папой Джоном, а потом жизнь потихоньку начала налаживаться и возвращаться в прежнее русло.
Дети, кстати, пропадать перестали.
А потом, когда все уже, казалось бы, успокоилось, ко мне пришли кошмары.
* * *
Папа откусил «пепперони» и запил его глотком чая.
— Не лучшая пицца, что я пробовал в жизни, — заметил он.
— Знаю. Зато горячая.
— Это да.
— Надеюсь, у тебя не начнется вьетнамских флешбеков по этому поводу, — сказала я. — Дескать, когда-то в молодости ты со своими безбашенными друзьями…
— Нет, — успокоил он меня. — Это всего лишь пицца.
— Я всегда рада тебя видеть, — сказала я. — Но сегодня ты выбрал не самое удачное время для визита. Я после работы, холодильник пуст, день был тяжелый и все такое.
— Я тебя надолго не задержу, — сказал он. — Просто хотел проверить, что с тобой все в порядке.
— Проверил?
— Вроде бы, — сказал он. — Будь аккуратна, Боб. Что-то назревает, я чувствую это в воздухе.
Я повела носом и не почувствовала ничего, кроме запаха пиццы.
— Ты понимаешь, что я имею в виду, — он улыбнулся.
К сожалению, я понимала.
Когда ты… ну, кто-то вроде моего отца, и уже довольно давно, некоторые вещи ты учишься чуять заранее. Может быть, это просто основанная на богатом житейском опыте интуиция, а может, как-то по-другому работает.
Я в себе подобных навыков еще не выработала.
— Неприятности?
— Скорее всего.
— Только для меня или…
— Скорее, что-то более глобальное.
— Мы справимся, — сказала я. Город переживает локальные катастрофы чуть ли не каждый год, а иногда и два раза в год.
Мы к этому уже привыкли.
— Надеюсь, — сказал он. — Штука в том, что некоторые дела требуют моего отъезда…
— Разве ты не все время там? — удивилась я. — В смысле, в отъезде.
— Очень далеко, — сказал он. — И время там течет не так, как здесь…
— То есть, мы можем долго не увидеться?
— Не исключено, — вздохнул он. — А может быть, ты даже и не заметишь моего отсутствия.
— То есть, опять эта чертова неопределенность, — сказала я. — Все, как обычно.
