что теперь он был свободен.
Только здесь, за океаном, в Италии, во время медового месяца рядом с самым неподходящим мужчиной, Анника нашла время, чтобы немного погоревать. Может, так вышло, что раньше у нее совсем не было на это времени. Может быть, она просто позволила эмоциям захлестнуть ее. Да, она ощущала печаль, но переживать это горе теперь ей было чуть проще.
Когда она, наконец, вставала с постели по утрам, то не торопилась принимать ванну или душ. Часто ловила себя на том, что смотрит в окно, пока красота маленькой идеальной долины не переполняла ее, и она не чувствовала желания совершить долгие прогулки по полям.
И пока гуляла, у нее было предостаточно времени все обдумать. И о матери, и об отце, который так сильно ее любил, и о его сбивающем с толку завещании, которое, казалось, шло вразрез с его чувствами к ней. И конечно же, о Раньери, который оказался частью этой истории.
Иногда он присоединялся к ее прогулкам ближе к полудню. Он улыбался ей, и его темное, свирепое лицо изменялось. Он с удовольствием бы уложил ее на эту мягкую зеленую траву и заставил бы стонать от наслаждения. Этот момент принадлежал лишь им.
Бывало, что Анника возвращалась в дом и, если погода была хорошей, звала его перекусить на террасе возле его кабинета. Или рядом с костром, если на улице было прохладно. В эти моменты они общались, да так, как никогда за эти годы, что они были знакомы. Пара не обсуждала какие-то слишком серьезные и эмоциональные вещи, их беседы затрагивали обыденные темы. Небольшие истории. Наблюдения. Находили что-то общее, тем самым выстраивая доверительные отношения.
Как будто они были обычными людьми. Не врагами, пытающимися напакостить друг другу.
Однажды за обедом она сказала, что ей нужно найти способ или два, чтобы преподать ему урок, на что Раньери лишь рассмеялся, а глаза его радостно засияли. И каждый раз, когда перед ней представала подобная картина, у Анники всегда перехватывало дыхание.
— Я рад научить тебя джиу-джитсу, — сказал он через мгновение. — Хотя не могу обещать, что ты достигнешь сногсшибательных успехов.
— На самом деле я и раньше посещала уроки. — Анника поморщилась. — Мне это напомнило очень драматические объятия.
Раньери взглянул на нее не столько возмущенно, сколько удивленно.
— Объятия, — повторил он.
— Все так переплетено. И знаешь что еще? Уж слишком много там движений бедрами. — Девушка покачала головой. — А потом начинается какая-то возня. Должна признаться, что мне это показалось отталкивающим.
Раньери какое-то время продолжал смотреть на нее. Затем потянулся, поднял ее со стула и посадил к себе на колени.
— Возможно, тебе нужен еще один урок, — пробормотал он, касаясь ее подбородка, чем заставил ее вздрогнуть.
Как-то раз он отнес Аннику в свой кабинет, уложил на ковер, и на джиу-джитсу это явно не было похоже. Ну или на любое другое боевое искусство, о котором она когда-либо слышала.
Но все равно вышло славно.
Днем ей нравилось устроиться поудобнее с хорошей книжкой, а когда Раньери намеревался сделать перерыв в работе, то разыскивал ее и вновь возвращал в постель. Не меньше ей нравилось и спокойствие, когда она могла проводить время в своем любимом кресле, перелистывая страницы книги.
Каждый раз, когда он заговаривал о сексе, Аннике становилось любопытно, на что вообще мог быть похож обычный секс.
Каждый вечер пара наряжалась на ужин, и сама процедура сборов отнимала больше времени, чем нужно. Потому что так называемая «помощь» Раньери всегда заканчивалась одним и тем же — он вонзался в нее так глубоко, что они оба получали несказанное удовольствие, и как же идеально они подходили друг другу. Эти ритмичные движения. Это тепло тел. Эта его жесткость глубоко внутри Анники. Его поцелуи и ласки. Ее ногти, которые оставляли следы на его плечах, спине.
Потребность, казалось, только усиливалась. Ее мучило бесконечное желание.
Иногда они ужинали на улице, пользуясь последними теплыми деньками. Когда становилось холоднее, они сидели в уютной столовой коттеджа или отправлялись вместе со своими подносами с едой прямо к камину. Они получали наслаждение даже от блюд, которые ели вместе. Каждый вечер их ужин состоял из еды, которая была доведена до совершенства. Но для Анники настоящим подарком стала возможность познакомиться с мужчиной, который так долго бросал тень на всю ее жизнь.
Она знала, что лучше не произносить вслух некоторые выводы, к которым пришла во время ленивых утренних прогулок. Девушка прекрасно понимала, что, если бы не ее отец, они никогда бы не сошлись с Раньери.
В конце концов, Раньери согласился на эту авантюру лишь на год. Анника, возможно, уже надеялась, что они продержатся дольше, но не была настолько глупа, чтобы озвучить свои мысли. Она не хотела портить год, который пара должна была провести вместе, потому что просто хотела наслаждаться моментом.
— Расскажи мне о своей бабушке, — произнесла Анника как-то вечером. — Ты часто о ней вспоминаешь.
Сегодня они расположились не в главной столовой, а в одной из небольших гостиных. Как и все остальные комнаты в этом прекрасном доме, эта была обставлена в светлых и приятных глазу тонах. Огонь в камине уютно потрескивал и словно танцевал, создавая блики на различных тщательно расставленных предметах: столах, стопках книг и впечатляющих произведениях искусства, беспорядочно висевших на каждой стене.
Как и в любой другой комнате в этом доме, элегантность обстановки никогда не шла в противовес комфорту. Аннике даже стало любопытно, как удавалось совместить такие разные стили, и, самое главное — кому. Девушка уверяла себя, что это профессиональный интерес, поскольку именно она отвечала за расстановку экспонатов в музее.
Раньери откинулся на спинку стула. Перед ними стояли остатки вечерней трапезы. Они ели за маленьким круглым столом, что позволяло им сидеть ближе друг к другу, и время от времени он кормил ее, добавляя всей обстановке еще больше сексуальности.
И теперь этот огонь несколько поугас, хотя все еще читался в его взгляде, когда он теребил свой бокал с вином, иногда оглядывая комнату.
— Все твердили моей бабушке, что она сильно ошиблась, связав свою жизнь с Фурланами, — ответил Раньери через какое-то время. — Говорили, что все закончится плохо, но она бросила окружающим вызов и поступила по-своему, к своему огорчению.
— Значит, вы все плохие? — Анника улыбнулась, когда его взгляд вернулся к ней, хотя он снова выглядел отчужденным. — Я думала, что только ты.
Девушка уже привыкла к тому, что Раньери в последнее время улыбался гораздо чаще. На лице его царила ухмылка, но и этим
