— Прошу прощения. Я не могу утверждать, как долго в ней никого не было. Могу лишь сообщить, что когда я вернулся в гостиную, то обнаружил тут мертвого мистера Морелла.
— Заметили ли вы наличие песка, сэр?
— Конечно же нет. Как и вы обратили на него внимание, лишь перевернув тело.
Грэхем стиснул зубы.
— Может, что-то тут изменилось? Появились ли в комнате какие-то изменения по сравнению с тем, какой вы ее оставили, направляясь на кухню?
Судья Айртон выпустил два клуба сигарного дыма.
— Да. Горела люстра.
— Люстра?
— Вам должно быть знакомо это слово. Люстра. Та, что у вас над головой. Когда я уходил из комнаты, горела только настольная лампа.
Фред Барлоу, который, казалось, был занят только бренди, повернулся к инспектору.
— Я думаю, вам стоит выслушать показания мисс Айртон, инспектор, — предложил он.
— Мисс Айртон? Что она может рассказать?
— Мистер Барлоу, — сказал судья, обычно бледные щеки которого пошли пятнами, — сделайте мне одолжение: держитесь подальше от этого дела. Мою дочь оно совершенно не касается.
— Допустим, сэр. Но тем не менее, думаю, ее рассказ может помочь вам.
— Вы все еще не можете отделаться от впечатления, что мне нужна помощь, мистер Барлоу?
(«Опасность! Осторожнее! Вы говорите не то!»)
Рука, в которой судья держал сигару, подрагивала. Переложив сигару в левую руку, он снова вынул очки из нагрудного кармана и стал покачивать ими. Казалось, вечер тянется бесконечно. Барлоу опасался, что судья может взорваться чисто детской гневной вспышкой; случалось это редко, но и такая темпераментная реакция была присуща в общем-то сдержанной натуре судьи Айртона.
— Я протестую против участия моей дочери во всем этом, — сказал он.
— Прошу прощения, — мрачно возразил Грэхем, — но тут уж, наверное, судить лучше мне. Вынужден напомнить вам, что нахожусь при исполнении служебных обязанностей.
— Я протестую против того, чтобы моя дочь подвергалась допросу.
— А я вам скажу, что если мисс Айртон может что-то сообщить, то она обязана явиться ко мне и все выложить.
— Вы настаиваете на этом?
— Да, сэр, настаиваю.
Судья широко открыл глаза.
— Будьте осторожнее, инспектор.
— Еще как буду, сэр! Мистер Барлоу, не могли бы вы…
Дальнейшее развитие событий, не прервись оно, могло бы плохо кончиться для всех его участников. Визг затормозивших колес тут же положил конец накалу страстей, тем более что в дверях появился констебль Уимс.
— Прибыл доктор Фелл, инспектор, — отрапортовал он. — Джентльмен, которому вы звонили.
Грузная фигура Грэхема, облаченная в синий мундир, встрепенулась. На лице его застыла искусственная улыбка, которая, казалось, говорила: дайте мне еще полсекунды подумать, и все будет в порядке.
— И с ним молодая леди, — продолжил Уимс. — Молодая леди, которая доставила его сюда. Она тоже хочет войти в дом, если вы не против, сэр. Ее фамилия Теннант, мисс Джейн Теннант.
Глава 10
Возможность опасного развития событий сошла на нет и исчезла.
— Инспектор, — сказал судья Айртон, — прошу простить меня. Я вел себя просто глупо. Конечно же, у вас есть полное право допрашивать всех, чьи показания, как вам кажется, могут представить интерес. Прошу вас извинить мои плохие манеры.
— Все в порядке, сэр! — заверил его Грэхем, облегченно вздыхая. Он заметно приободрился. — Допускаю, что и мне надо было быть сдержаннее. Так что никаких обид. — Он мрачно посмотрел на Уимса. — Теннант… Теннант… Кто она такая?
— Подруга мисс Айртон, — вместо него ответил Барлоу. — Живет в Таунтоне.
Грэхем продолжал смотреть на Уимса.
— Да? И что же ей надо? То есть она хочет сообщить нам какие-то данные или нанесла светский визит?
— Она не сказала, инспектор.
Грэхем смерил незадачливого констебля выразительным взглядом и повернулся к Барлоу:
— Вы ее знаете лично, сэр?
— Да, и довольно хорошо.
— В таком случае, не можете ли сделать мне одолжение? Пойдите повидайтесь с нею. Выясните, что ей надо. Если ей есть что рассказать, приведите ее сюда. Если нет… ну, вы знаете, что делать. Просто тактично отправьте ее восвояси. Мы не можем позволить, чтобы в такое время по дому слонялись люди. А ты, Берт, попроси сюда доктора Фелла.
Со стаканом бренди в руках Барлоу заторопился в спальню. Констанс стояла рядом с креслом-качалкой с таким видом, словно она только что отскочила от дверей, у которых подслушивала разговор.
— Как ты себя чувствуешь? Готова предстать лицом к лицу?
— Да, если необходимо.
— Тогда выпей. Нет, не цеди. Одним глотком. Прибыл великий доктор Фелл, и сейчас он одним махом наведет порядок. Спустя какое-то время все утихомирятся, успокоятся — и все наладится. Я на минутку оставлю тебя, но успею вернуться, чтобы быть рядом.
— Куда ты идешь?
— Сейчас вернусь!
Он отодвинул шпингалет среднего окна и выскользнул наружу.
Уимс продолжал торжественно вышагивать у ворот. Барлоу подождал, пока голоса не смолкли. Ряд тяжелых хриплых вздохов, звуки шагов сообщили, что доктор Фелл выкарабкался из машины и утвердился на земле.
Фред держался в стороне, когда доктор Фелл в пелерине с накинутым капюшоном и в широкополой шляпе проследовал за Уимсом. Большой двухместный «кадиллак» с работающим двигателем стоял на другой стороне дороги. Его фары освещали пространство перед капотом — среди песчаных наносов виднелись клочки травы. С моря донесся легкий порыв ветра, который взъерошил ему волосы. Почувствовав, как у него отяжелели веки, Фред понял, что он чертовски устал.
— Привет, Джейн.
— Привет, Фред.
Им всегда было приятно и весело находиться в обществе друг друга. Это и лежало в основе их общения. Но теперь оба были сдержаны и напряжены.
— Констебль сказал, — заметила Джейн, — что меня «хочет видеть мистер Барлоу». Вот и отлично. Честно говоря, мне не хочется заходить в дом. Разве что я как-то могу помочь Конни.
— Значит, ты уже слышала?
— Да, инспектор передал доктору Феллу по телефону суть случившегося.
Облокотившись на дверцу, он нагнулся и заглянул в салон. Джейн сидела за рулем, отделенная от него солидным пространством красного кожаного сиденья. Она отвернулась от Фреда, и на лицо ее падали отсветы от приборной доски. Из-под капота работающего двигателя шло тепло.
Нервное напряжение отдавалось болью в икрах — это тоже был показатель усталости. Выездная сессия завершилась. Пять непростых дел. Четыре победы и одно поражение — Липиатт.