надо благодарить, — сказал. — Я всего лишь старый затворник, который передал послание скромного профессора, ужасно сожалеющего о своей несдержанности.
— Валенберг… То есть, профессор Валенберг сам это предложил? — поразилась Мила ещё больше и едва не выпалила: «Этот мерзкий старикашка?».
— Да. Вчера вечером явился ко мне весь избитый и с порога принялся рассуждать, что совет — это никчëмные бюрократы, и он сам отправится на поиски Афанасия Рябова.
— Правда? Очень на него не похоже.
— Я и сам его никогда таким заведëнным не видел. Но тому была очень весомая причина, — Вернер сложил перед собой ладони в замок и отрывисто произнёс: — Фринн.
— Да-да, профессор как раз говорил, что вы можете мне рассказать какую-то мрачную историю про Казимира Всеволодовича.
— Семь лет назад Фринн пришëл ко мне в команду. Он быстро зарекомендовал себя как ответственный искатель, которому можно доверить любую полевую работу. Прекрасные знания флоры и фауны Бушующего побережья, отличная работа с картами. Да и с остальной командой у него наладились тëплые отношения.
Экспедиция направлялась на остров Таркани. Тогда как раз Кесерская Империя сняла блокаду с порта Таркани-Ана, и впервые за тридцать лет мы получили возможность проводить раскопки на острове.
Мы встали лагерем близ крупной деревни Имиин, что в двух верстах от северного побережья острова. Дальше, через реку, там располагаются земли Мааски. Дикого племени, с которым Тарканийские власти отчаялись разобраться и оставили им кусок земли, куда даже не суются.
Помимо каннибализма и крепких внутриродовых связей, когда каждый род это скорее отдельное племя, чем часть большого общества, Мааски прославились мистическими верованиями и обрядами. Это ощущается, как только переходишь границу. На деревьях полно всяческих символов и украшений, постоянно слышны необъяснимые голоса. Одним словом, чтобы добраться до тамошних капищ и погостов нужно обладать крепкими нервами.
В первый же поход вести людей вызвался Фринн. Он был достаточно погружëн в культуру Мааски и знал, как велик риск. Особенно хорошо он знал, что при обнаружении нужно немедленно отступить и оставить всё, что нашли. Но по какой-то причине Фринн этого не сделал.
Через две недели после выхода группы мы уже были уверены, что все они погибли. Увы, но в такой дикой местности это обычное явление. Однако ещё через две недели нам стало известно, что два крупных рода Мааски сошлись в бою и вырезали друг друга почти под чистую. Тогда же явился и Фринн. С невероятным цинизмом он рассказал, как наблюдал смерть своих товарищей — некоторых съели заживо. Но особенно веселило его то, как удалось отомстить Мааскам. Благодаря знанию языка, Фринн охмурил одну из девиц и уговорил выпустить его. Они бежали вместе. Но когда им больше ничего не угрожало, Фринн воспользовался несчастной и убил так, как это делали Мааски. Перерезав горло, вспоров грудь и вырвав сердце. Однако и этого ему было мало. Он перетащил тело ближе к соседней деревне и оставил след из обрывков одежды. Ну а когда Мааски провели примитивное расследование и обвинили соседей в смерти девицы, началась бойня.
После этой истории Фринн изменился до неузнаваемости. Настолько отвратительных людей я встречал редко. Он обокрал не только меня, но и едва ли не половину команды. Хоть я и не нашëл доказательств, но было очевидно, что это его рук дело. А уж сколько раз он препирался со мной. Честное слово, мне стоило больших усилий, чтобы не выкинуть его в океан. В итоге в Порт-о-Лейн я велел ему искать другой корабль. Так мы и расстались, надеюсь, навсегда.
Вернер замолчал, пристально рассматривая лицо Милы. А та не могла и слова вымолвить. Если история была правдой, то Фринн — чудовище. Но как же сложно в это верилось после вчерашнего вечера. Его необходительность при спасении Милы казалась просто капризом в сравнении с тем, как поступил профессор с племенем Маасков.
— Это отвратительно! — возмутилась Мила. — Я просто не могу поверить в это! Разве человек на такое способен?
— Всё, что я рассказал — сущая правда, — заверил еë Вернер.
Тут и Валенберг решил наконец войти. С подносом, на котором дрожали чайник, сахарница и три чашки, он кое-как справился с дверью. Задом протиснулся в кабинет и, отдуваясь от выбившихся волос, просеменил к ближайшей куче книг. Поставил на неë поднос, и только теперь с облегчением поправил причëску.
— Вы извините, но я немного подслушал ваш разговор, — сказал.
— Мы так и подумали, — усмехнулся Вернер. — У тебя есть, что добавить?
— Есть, да. Мне доподлинно известно, что когда мы оставили Фринна в Порт-о-Лейн, он встречался с Афанасием Рябовым.
— С папой? — удивилась Мила, но потом вспомнила, как Фринн рассказывал о той встрече. С теплотой, едва не с восхищением. — Да, я слышала, что они нашли общий язык.
На это Валенберг тоненько засмеялся.
— Общий язык? Да о том скандале потом года два весь архипелаг вспоминал. Фринн обокрал вашего отца, Рябова, а потом прятался от него неделю по всему городу.
— Не может быть! — Мила обратилась к Вернеру. — Это правда?
— Понятия не имею. Это была моя последняя экспедиция, а потом я ушёл на покой и потерял всякий интерес к артефактологии.
Мила вновь взглянула на Валенберга, несогласие разжигала злой огонëк в еë глазах.
— Я не знаю, насколько это правда, но вы… Вам… Извините, я, наверное, пойду.
Отчеканила Мила и ринулась на выход. Не хотела она верить мерзкому старикашке Валенбергу, слишком он был отвратителен. А Фринн оставил самое приятное впечатление. Даже то, что он практически раздел Милу уже не выглядело, как нечто предосудительное. Как ещё должен был он еë спасать?
Глава 14. Дневник отца
Мила покинула дом Вернера, не закрыв за собой. Еë раздирали эмоции. Было обидно за Фринна. Столько грязи на него вылили, и всё ложь. И дело было даже не в том, что Мила испытывала к нему какие-то чувства. Она запрещала себе даже думать о нëм как о мужчине. Но как человек Фринн просто не мог быть таким негодяем.
Мила прекрасно помнила слова, сказанные профессором на приëме. Разве мог он, так переживающий за каждого погибшего товарища, обокрасть отца и стольких погубить? Нет! Это не укладывалось в голове.
Но ведь и мама припомнила, что с Фринном связана какая-то дурная история. Если она нашла в отцовских бумагах подтверждение, то…
Что тогда делать? В ректорате и слушать ничего не станут. Сейчас вообще любое обвинение против Фринна будет принято как зависть и клевета. А значит, придëтся слушать лекции этого чудовища, отвечать на его
