Андреевич, собрался с нами беседы беседовать? — снизу по лестнице поднимались мужчины. Впереди Владимир Максимович, следом Александр Евгеньевич с Игорьком. Мокрые. Но замёрзнуть не успели. Лёля подхватила сына. — Заходи, коли пришёл, — Склодовский сделал приглашающий жест. — Ну вот, Лёль, а ты спрашивала, зачем мне ружье, — бросил Александр Евгеньевич, заходя в квартиру. — Мила, накрой нам. И коньяк. — Вова, может… — Ты же слышала. Накрой. На троих.
Людмила Викторовна засуетилась на кухне, разогревая еду. Мужчины уселись вокруг стола. Все как один высокие и широкоплечие. — Катя, неси дедов коньяк! — крикнула вглубь квартиры. — Мам, не кричи, Соню разбудишь, — шикнула на неё Лёля. — Соня у нас спит, как пожарный. Не переживай. Давай Игорька в ванную.
Катя примчалась с огромной подарочной бутылкой янтарной жидкости. Споткнулась взглядом об Вадима. Замерла.
Склодовский увидел, как она кутается в свитер. И мокрые волосы заметил. Разглядел Ветрова. Тот тоже был явно мокрый до нитки. Этот потерпит. Не впервой. Налил в бокал на палец.
— Катя, пей. Надо согреться. Катерина глянула на отца. Тот кивнул. Махнула коньяк разом. Закашлялась.
Вадим подскочил с табуретки к ней. Сунул ей кусок хлеба. На столе пока кроме него ничего и не было.
— Сядь, Вадик, стоя много места занимаешь, — усадила его на место Людмила Викторовна.
Начала быстро метать на стол. Закуску. Пюре. Котлеты. Лимон тонкими дольками. Расставила тарелки. И выскочила из кухни на помощь Лёле.
Катя стояла как вкопанная. — Катя, выйди. Нам нужно поговорить, — строго сказал Владимир Максимович. — Вы же про меня будете говорить. Вот при мне и разговаривайте. Я — одушевленное лицо, — отчаянно смело заявила Екатерина.
— Катюш, иди. Есть мужские разговоры. Никто за тебя про тебя ничего не решит. Там маме надо помочь, — смягчил формулировку Александр Евгеньевич. Катя мотнула головой и посмотрела на Вадима.
Ах, как же страшно ей было сейчас. Папа снова про ружье говорил. Дед явно сердит уже второй день. Вадим мокрый насквозь. Ветров поймал её полный тревоги взгляд.
"Иди, не бойся за меня," — сказал ей одними глазами. "Обещаешь?" — переспрашивал Катин взгляд.
"Всё хорошо будет", — отвечали ей глаза Ветрова. Катя кивнула. И вышла, прикрыв дверь.
— И что это было? — не понял Склодовский.
Александр Евгеньевич хмыкнул. Вадим мысленно улыбнулся.
В комнате Катя сидела с ногами на диване. Её обнимала бабушка Мила. Подошла Лёля.
С кухни были слышны голоса. Самый громкий — Склодовского. Мягкий и тихий баритон Кузьмина. И чуть хриплый и твёрдый — Ветрова.
На всех возможных поверхностях комнаты сохли Катины рисунки. Лёля опешила. — Катюша… Девочка, когда же ты столько успела? Лёля ходила от рисунка к рисунку. Разглядывала. — Это ещё два года назад начала. Эмоции девать было некуда. Лёля добралась до портрета Ветрова. Взяла в руки. Катя дернулась. — Вадим его видел? — Нет, мам. Я не успела показать. И не знаю, будет ли интересно. Он меня сегодня спас. Снова. Помнишь, мы в Питер ездили. Я тогда чуть под машину не попала. Вадим меня из-под колёс вынул. Я успела только испугаться. Я не говорила тебе. Ты Сонечку ждала тогда.
Лёля обняла Катерину с другой стороны. — Моя хорошая девочка, ты выбрала себе очень сложного мужчину. А как же Миша? Я так понимаю, он тебя совсем не интересует? Катя отрицательно помотала головой. — Как быстро у вас… — Нет, мам. Два года — разве это быстро? — Как? Два года? — Я увидела его первый раз два года назад. Ты не думай. Он только на вальс меня пригласил. И ничего такого никогда… И потом, у вас с папой тоже быстро было. — Ох, девочка, у нас с папой к этому времени такой багаж был, что не дай бог. Пусть у вас такого не будет.
Людмила Викторовна сначала сидела молча, только качала внучку в объятиях, как маленькую. — Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит, — произнесла тихо слова апостола Павла, — Люби, девочка. Всем сердцем и душой. И увидишь, Господь управит. А за таким, как Вадим, можно на Северный полюс. Но только если он — твой космос. Твой смысл. И твой воздух. — Ба…, - Катя расплакалась, вцепившись в бабушкины плечи.
Глава 38
38.
Из кухни появились мужчины. Зашли в комнату. С дивана на них смотрело три пары женских глаз.
Все разглядывали лежащие повсюду Катины рисунки.
Владимир Максимович пристально. Удивляясь про себя таланту внучки. Гордость за Катю поступила комом к горлу. Не говорите ему, что Катя не родная. Сам не поверит. Склодовская-младшая. Не зря её все так в городе называют.
Александр Евгеньевич боролся с собой. Когда успела его дочь-подросток превратиться в Царевену-Лебедя? Значит для Сонькиных кавалеров сейчас самое время купить ружье. А то поздно будет. Как теперь пережить, что она с полувзгляда понимает этого парня в форме? То, что у них любовь, видно за километр. Рисунки её кричали о любви. Ведь не показывала их раньше. И насколько Кузьмин разбирался в людях, Вадим за Катю пойдёт хоть за тридевять земель.
Вадим широко открыл глаза. Его корабль в мельчайших подробностях. Просто в море и в парадном строю. И он сам на портрете. Не знай он, что это рисунок, решил бы, что фото. Дыхание перехватило. Значит, столько времени Катя думала о нем. Два года? Эта удивительная девочка вложила в свои работы столько эмоций, что от рисунков аж фонило. Хрен Селиванову с маслом! Его Катя! Надо было сразу руки просить, а не права ухаживать. Он собрал в кулак остатки воли.
— Людмила Викторовна, Ольга Владимировна, Екатерина Александровна! Я получил разрешение ухаживать за Вами… Екатерина Александровна. Если позволите, мы увидимся вечером. Я зайду в пять. Сейчас прошу меня извинить. Мне нужно попасть домой и привести себя в должный вид.
Катя не могла понять, о чем он говорит. Что значат его слова? Они могут встречаться? Открыто? И её семья принимает это факт?
Вадим пожал руки её деду и отцу и скрылся в коридоре. Хлопнула дверь. Катя сорвалась с дивана. Её никто не держал. Выскочила на лестницу.
Ветров успел спуститься на один пролёт. Катя буквально скатилась с лестницы ему в руки. — Что случилось? Я Вас напугал? Я что-то не то сказал? — до Ветрова дошло, что Катю то он не спросил, можно ли ему за ней ухаживать. А она "лицо одушевленное" и сначала следовало бы
