освещенную сейчас бледным светом луны. Вдруг внутри меня что-то кольнуло. Откуда это на плоском замерзшем озере волны? Я пригляделся, но так и не понял, что за бугры торчат посреди водной глади. Еще мгновение, и я сам себя обругал: «Дурак, у тебя же есть визор!»
Я вновь примостился к поленнице и настроил прибор. Теперь вся водная гладь просматривалась как на ладони. Я поводил визором из стороны в сторону, пытаясь поймать в объектив хоть одну волну, и наконец увидел искомое. И никакая это не волна. Обычный сугроб. Рядом еще один. За ним другой, и пятый, и десятый. Может, ветром надуло? Я потыкал сапогом мокрую жижу под ногами и засомневался, что такой липкий и грузный весенний снег могло надуть в сугробы.
Решив, что спрошу у Германа о странных сугробах утром, я решил вернуться в дом, но краем глаза увидел то, чего быть не могло. Вновь прильнув к визору, я убедился в том, что мне не показалось — ближайший ко мне сугроб пошевелился. За ним последовали и другие белые бугры. Затем они, как по команде, замерли. Я уже не чувствовал рук от холода, но не мог уйти — настолько удивительным было зрелище. Некоторое время сугробы не шевелились, но затем я увидел то, что повергло меня в шок — ближайший ко мне сугроб поднялся и зашагал прямо по озеру. За ним то же самое проделали и остальные. Это были не сугробы, как показалось мне изначально. То были люди! Люди в белых одеждах. Сначала они ползли по озеру, пригибаясь, а теперь шли к егерской избе, практически не таясь. У каждого в руках имелось по палке. Из такой же палки совсем недавно ранили моего Германа. Лаог тут же сжал мне нутро своей ледяной лапой. Ох, и зря я решил подглядывать за ним! Со всех ног я бросился к избе. Дернул ручку двери, но она оказалась заперта. Я дергал все сильнее и сильнее, но дверь не поддавалась. Я принялся колотить в нее своими ручонками в надежде, что меня услышат, но мне никто не открывал. Сообразив, что серверная, где сейчас находятся все свободные егеря, слишком далеко, и моего стука просто не слышно оттуда, я решился на отчаянный шаг. Вновь обежав избу, я вернулся к дровянику. Силуэты приближающихся людей были уже совсем близко. Кажется, они меня увидели. Первый указал в мою сторону рукой, остальные вскинули свои палки и пригнулись. Схватив первое попавшееся полено, я бросился к окну в серверную и со всего размаху высадил его. Окно со звоном разлетелось, и через секунду из него выглянула Мария.
— Игорек? Ты чего тут делаешь⁈ — выкрикнула она. — А ну-ка, марш домой!
Я отчаянно замахал руками, показывая на озеро. Девушка не понимала, что именно я хочу показать, но, приглядевшись, тут же закричала:
— Тревога!
Со стороны озера раздались хлопки, вокруг меня заплясали фонтанчики снега. Смачные шлепки начали колотить в бревна егерской избы, мне в лицо полетели щепки. Я упал лицом в снег. Из выбитого мною окна в сторону озера полетели голубые шары. Я поднял голову и увидел, как силуэты на озере бросились врассыпную. Вновь превратившись в аккуратные сугробы, они принялись поливать егерскую избу стрекочущими очередями. Я уже не мог ни встать, ни отползти. Вокруг меня летали щепки и осколки битого стекла, сыпались в разные стороны искры. Страшные свистящие пчелы роем проносились у меня над головой и жадно впивались в толстые бревна егерской избы, периодически завывая после попадания в металлические скобы здания. Егеря начали отстреливаться интенсивнее, подавляя огонь противника. Пчелы стали пролетать мимо меня гораздо реже, поэтому, немного осмелев, я решил осмотреться. Ох, и зря же я это сделал. Сугробы лежали на своих местах, совсем близко от дома, редко постреливая в нашу сторону, и не смели подняться, но за ними я увидел цепочку темных силуэтов. Их было не сосчитать. Они шли прямо по озеру, почти не пригибаясь. Еще немного, и эта армия откроет огонь.
Мне вдруг стало понятно, что, даже если каждый из егерей будет отстреливаться, их мощи не хватит, чтобы отбиться от такого количества… ээээ, кого? Кто, собственно, на нас напал? Впрочем, какая разница? Егерям не уцелеть в этой мясорубке, а мне, оказавшемуся меж двух огней, и подавно.
Глава 14
Бегство
За три дня, проведенных мною в егерской избе, я совсем позабыл о страхе смерти, постоянно преследовавшем меня в доме Курьмы. Каждый новый день в курене мог стать для меня последним. Каждую ночь я мог замерзнуть насмерть в хлеву — такой исход зависел лишь от трудолюбия хозяйки и запасов горючего камня на зиму. Любой сотрапезник мог покалечить или прибить меня, просто будучи в плохом расположении духа. Несколько раз я находился в шаге от смерти, сталкиваясь с детьми сотрапезников. Кстати, дети были куда более жестокими, нежели их родители. Также я мог помереть от голода или любой хвори, коих в курене было великое множество. В конце концов, меня попросту могли съесть. Но, как ни странно, смерть там, в курене, меня не страшила. Я знал, что мне на роду было написано погибнуть — не так, так эдак. Я жил с этой мыслью и вместе с молоком кормилицы впитал эту простую истину — жизнь корелла не стоит в Пустоши и рубаля.
Как же быстро человек привыкает к хорошему! Именно эта простая мысль вертелась у меня в голове в тот момент, когда я увидел армию вооруженных сугробов. Менее седьмицы прошло с того мига, как мне сообщили, что я не бесправное животное, а настоящий человек. И всего три дня, как меня приняли в егеря и дали настоящее имя, а я уже страсть как не хотел умирать. Как же мне было страшно лежать под свистящими пчелами! До сих пор мурашки по спине от этих воспоминаний. Лаог тогда завладел мной всецело. Я не мог ни пошевелиться, ни встать, ни крикнуть. Я не слышал ничего вокруг себя. Только чувствовал, как крохотное заячье сердечко трепыхалось в моей груди, сопротивляясь этой дикой, противоестественной мысли — «меня могут убить».
Не в силах смотреть на то, как неминуемо приближается со стороны озера ко мне смерть, я уткнулся лицом в снег и постарался успокоиться. Первым из чувств вернулся слух. Во всё нарастающем шуме ночного боя я отчетливо расслышал чью-то ругань. Заставив себя поднять голову, я увидел прямо над собой руку, торчащую из разбитого окна.
— Игорь! Игорек! — хрипел мужской голос. — Да чтоб тебя, пони недоделанный! Пацан, руку дай, кому говорят!
Но только я попытался привстать и ухватиться за егерскую руку, как по стене пробежала дорожка из смачных шлепков. Выщербливая из промерзшей древесины брызги колючих щепок, автоматная очередь заставила меня вновь нырнуть в снег. Рука убралась обратно в избу. Тут же из окна в сторону нападающих полетела яростная очередь из круглых голубых шаров. По дому вновь прекратили стрелять. В следующий миг я услышал из дома грозное «прикрой меня» и почувствовал, как меня грубо схватили за шиворот. Больно не было, видимо, к тому моменту я уже сильно замерз. Сильная егерская рука втащила меня в избу, словно несмышленого котенка, и довольно бесцеремонно швырнула под стол.
Видимо, смерть на мой счет имеет более коварные планы, решил я, наблюдая из-под стола за тем, какой разгром царил в егерской избе. Весь пол был усыпан битым стеклом и осколками разбитой аппаратуры. Некоторые светильники были погашены, иные разбиты и искрили, но проникающего в помещение лунного света хватало, чтобы разглядеть происходящее. От окна к окну бегали десантники Сергей Козырев и Чак Ноллан, ведя непрерывный заградительный огонь. Вокруг несколько раз повторили слова «окружают» и «эвакуация». Подбежала Мария. Опустившись на колени, она бесцеремонно вытянула меня из-под стола и ощупала.
— Ты не ранен?
Видимо, выглядел я довольно жалко. Не дождавшись от меня ответа (да я и не знал, собственно, что такое «ранен», а потому мычал что-то нечленораздельное), она сама осмотрела меня. Убедившись в том, что я цел, наказала:
— Сиди тут и не высовывайся! Сейчас на птице полетим далеко-далеко. Жди меня здесь.
Я кивнул головой — мол, понял. Говорить совершенно не хотелось. Свежие слова, выученные за последние дни, куда-то пропали из моей головы, а те, что я знал хорошо, комком застревали в горле.
Мария ушла, а еще через секунду я подпрыгнул на месте от неожиданности и больно ударился головой о низкий стол. Прямо
