не могу баб, которые в чужих вещах копаются. Что пыталась найти? — тут он хмыкнул. — Даже не скажешь, что бабки искала. Понятно, что бабло дома никто не держит. Чего тебе надо было? — добавил совсем грубо.
— Ничего… — не могла я сказать правду.
Глаза не опустила, просто не подняла.
— Ты можешь злиться. Я… Мне нужно контейнеры забрать, они не мои… — махнула я рукой в сторону стола. — Ты есть будешь или выкинуть… Я назад ничего не попру. Стекло вымою дома…
Ногой по плитке я не водила, как и рукой по стеклу стола. Но что-то скрипело, визжало, точно взяла бритву и по стеклу, по стеклу… Не собака, нет… Душа… Болела. На нее злился разум — ну чего ты добилась, кроме как настроение себе испортила…
— Я кофе себе сварю… — прошел он мимо вглубь кухни. — Хочешь? — спросил, не обернувшись.
— Если не сложно… — согласилась по-еврейски.
— А тебе не сложно ответить, зачем ты рылась в тумбочке? — говорила со мной его спина.
Теперь глаза я подняла — спину изучала, расправленные плечи. Гордо себя несет. Это на мои плечи коромысло стыда накинули.
— Ящик был открыт, — соврала и зря.
— Я всегда закрываю. Следующий вариант? — включил он машину на промывку системы.
— Название волшебного тюбика посмотреть хотела.
— Посмотрела?
— Нет.
— Альбом весь просмотрела?
— Весь… Извини. Мне стыдно. Просто оторваться не могла.
Гай продолжал стоять ко мне спиной. Поставил на поднос первую чашку, выбрал программу.
— Извини, — повторила я. — Не мое дело… Просто. Ну, просто… У меня пунктик… Без женатых, понимаешь?
— Я не женат.
— В разводе? — не обрадовалась, а просто спросила, скорее даже по инерции.
— Нет.
— А где жена?
— Там, откуда не возвращаются. Мушкетеров смотрела?
Он обернулся и поставил на стол первую чашку с пенкой.
— И?
— Ничего. Цитата оттуда.
Гай отвернулся и поставил под краник пустую чашку, чтобы сварить второй кофе: мне или себе? Не сказал, кому предназначена чашка, которая уже на столе. На грязном. Даже садиться за такой противно. Я взяла пару контейнеров и отнесла к раковине. Повернула голову к кофейной машине:
— Будешь что-то есть?
Он молча пожал плечами.
— Да что-то не хочется. Настроение уже не то…
— Извини…
Я теперь смотрела исключительно перед собой, боясь даже случайно встретиться взглядом с Гаем. На языке чувствовалась горечь, но не от нетронутого кофе, а от затронутой темы. Поднятой мною таким дурацким образом. Жаль, что языком своим не подавилась вовремя!
— Я сейчас уйду… — проговорила и чуть не уронила контейнер на пол.
Поймала и еле поборола в себе желание театрально съехать на пол и разреветься.
— На дачу не поедешь? Препятствия же к этому больше нет…
Я не повернула головы: хватало ушей, чтобы улавливать горькую хрипотцу в голосе говорящего. Вот нахрена он меня куда-то тащит? Препятствия нет…
— Давно?
— Семь лет.
На этот раз я успела прикусить язык и заживать ответ — любой, потому что любой будет хуже молчания. Я включила воду, ополоснула контейнер и мокрым бросила в сумку. Лопатки чесались — неужели он за мной наблюдает?
— В тебя волосы мокрые. Куда ты собралась с мокрой головой? — услышала я спиной вопрос.
— Домой собралась. Мне лучше уйти. Есть шапка. И я такси вызову.
— Меня спросить сложно?
Я обернулась, сглотнула горечь и сложила губы трубочкой, чтобы задать вопрос:
— О фене? Я не сильно его искала.
Фотоальбом тоже не искала — под руку попался, вот уж точно.
— Посмотри в ящике в шкафчике под раковиной. Но я не о том. Спросить, что будет для меня лучше: чтобы ты ушла или чтобы поехала со мной на дачу?
Я не отвела взгляд, но зато демонстративно тяжело выдохнула.
— У нас лучше — разное. Я не… Ну… В общем не хочу растягивать наше знакомство ещё на один день. Я лучше займусь делом.
— Ты им занимаешься… — Гай поставил чашку на стол, но не сел, остался за спинкой отодвинутого стула. — Важным делом. Выводишь меня из семилетнего ступора. Можно отчет о проделанной работе получить?
Я не улыбнулась — не посчитала сказанное шуткой, я просто не поняла фразу, всю, ее смысл.
— Что ты хочешь, Гай?
Расстаться нужно по-человечески. И если я что-нибудь успела разбередить в душе Гая, нужно извиниться и обработать рану антисептиком. Хотя бы им…
— Сделать селфи с тобой у елки, чтобы послать моему психологу. В качестве отчета.
Я к столу не подошла, стояла над раскрытой сумкой-холодильником.
— Ты сейчас серьезно говоришь?
Он моргнул, но не сморгнул.
— Серьезней некуда. Эту ёлку купила для меня пани Оксана, моя психологиня, в хорошем смысле, без негатива. Она прекрасный специалист и прекрасная женщина. Сказала, что если не можешь сейчас собрать ее… Это было два года назад, то убери до того момента, когда сможешь. А я вообще двух зайцев поймал: и ёлку собрал, и с девушкой Новый год встретил.
Полька, ты магнит для идиотов, да? Почему тебе нормальные парни даже на одну ночь не попадаются? Что в тебе не так?
— Почему пани? — спросила тихо.
— Она из Ивано-Франковска. Я не мог говорить с местным специалистом. Ни из моего города, ни с питерским. Мне есть, что скрывать, и я не доверяю людям.
— Но говоришь сейчас со мной? — сунула я руки, влажные уже не от воды, а нервов, в карманы джинсов.
Сейчас спарюсь в колготках. Он тут в трусах стоит с совсем не физкульт-приветом, а просто с приветом.
— Ты ж никому не расскажешь. Не знаю, — пожал он голыми плечами. — Мне так кажется… И я не пьяный…
— С похмелья…
— Похмелья нет. Ты не хочешь ничего обо мне слышать? Я пойму. Сфоткайся тогда со мной без вопросов, если для тебя хоть это не вопрос…
Он точно трезвый?
— Кофе стынет. И ты голый собрался сниматься. В душ не хочешь и одеться?
— Ей давно за сорок, ее голые мужики не возбуждают. Только их души, голые…
— Я с тобой сфотографируюсь. После кофе. И после того, как высушу волосы…
И ладони.
9. Гадание на кофейной гуще
Кофе мы пили молча. Первый глоток.
