зал заседания, однако по инициативе председателя ей разрешили присутствовать.
Постепенно зал наполнялся людьми: праздными посетителями, для которых слушания были одним из видов досуга, свидетелями, общественными обвинителями, стажерами, вошла маленькая худенькая девочка в сером прямом платье, только окончившая университет, – защита Цингера. Она вела за собой мать Михэли, одетую в черное, с пестрым платком на плечах. Следом появилась семья Бейлинсон – первым шел отец, тоже занявший скамью в первых рядах, – он будет выступать в качестве одного из медицинских экспертов, Коля с матерью сели в самом конце. Майка помахала ему издали, он с опаской поднял руку. Отек с лица чуть спал, но все равно разукрашенный синяками и с разбитой губой выглядел он жалко.
Наконец в дверях показался председатель Стельмахович Алексей Терентьевич в сопровождении двух членов суда. Еще молодой, лет на пять моложе Грениха, в темных волосах ни единого седого штриха, с квадратным подбородком, подтянутый – серый френч сидит как влитой. Бывший начальник Московской милиции, член коллегии Наркомюста, хоть и не имел юридического образования, все же обещал торжество справедливости и обстоятельность. Он лично взялся за дело Цингера, которое ввиду новых деталей превратилось в запутанный клубок туманных обстоятельств, – следовало разобраться, действительно ли были у венгерского паренька контрреволюционные мотивы.
Следом за судьями шел государственный обвинитель губпрокурор Швецов Савелий Илиодорович. Одних с Гренихом лет, роста невысокого, даже щупловатого, но густая седая копна волос, острая бородка благородного черно-серебристого отлива – таких сейчас уже не носили – и медлительная величавость делали весь его облик солидным и по-старомодному представительным.
Киселя, понурившего свою рыжую голову, привели милиционеры и посадили рядом с матерью – сухой, со сморщенным, испитым лицом сутуловатой женщиной лет за сорок.
Секретарь заседания Софья Владимировна – обстоятельная, очень серьезная дама с высокой прической, – раскладывала на столе бумаги. Сбоку притулилась стенографистка, с безучастным видом разглядывающая свои ногти. В зале стоял тихий гул возни.
Комендант суда вызвал Михэли, и все замолкли. Вошел юноша с отсутствующим лицом и забинтованной головой, опустился на скамью справа от судейского стола, ответив председателю, что обвинение он получил.
Следом установили наличие сторон и представителей их интересов: были перечислены поименно все с потерпевшей стороны, со стороны обвиняемого, свидетели, дознаватели, эксперты, обвинители и защита. И Софья Владимировна зачитала дело, проходящее по статье 74 «Хулиганство». Стельмахович дал слово потерпевшему. Кисель вскочил с места, заговорил сбивчиво и нескладно, перемежая такие громкие слова, как «контрреволюционные заявления Мишки Цингера» с «я едва уворачивался от его ударов, замес был такой, что и не разобрать, кто кого».
Когда он наконец сел, председатель обратился к Михэли, в более понятных фразах разъяснил ему суть предъявленного Киселем обвинения. На вопрос, признает ли себя подсудимый виновным, Михэли качнул головой, выдавив угрюмое: «Нет».
И судьи приступили к ознакомлению с первой медицинской экспертизой.
– Итак, – молвил Стельмахович, отложив одну пачку бумаг и взявшись за другую, – следствие посчитало эту экспертизу недостаточной и запросило новую. И здесь эксперт товарищ Грених попросил сам представлять свой протокол.
Константин Федорович поднялся, подмигнув взволнованной Асе, в руках он нес папку со своими личными протоколами и с тем, который составила она. Грених собирался предоставить его в качестве дополнительного доказательства защиты.
– Могу я начать издали, товарищ председательствующий, чтобы было ясно, как и почему мы пришли к решению проводить представленную вам экспертизу?
Тот молча кивнул.
– Следствие запросило переосвидетельствование, ввиду того что первая экспертиза изобиловала пустотами и данными лишь со слов свидетелей, а самое главное: был взят анализ крови на наличие алкоголя только у Киселя Никанора и то спустя двадцать два часа после происшествия. Непонятно, зачем было это сделано. Мой студент, стажер Агния Павловна Грених, супруга, в качестве учебной работы решила побеседовать с потерпевшим Киселем Никанором и с его разрешения взяла у него пробу крови. Вот ее отчет.
И Грених передал Софье Владимировне бумаги, которая, в свою очередь, положила их перед судьей.
– Возражаю, товарищ председательствующий, – подал голос прокурор. – Товарищ Агния Грених, если и получила какие-то сведения, да еще и анализ взяла, это было сделано незаконным образом. Недопустимо производство каких бы то ни было судебно-медицинских исследований другим медицинским персоналом, кроме врачей.
– Согласен, – кивнул Стельмахович и выразительно посмотрел на Грениха, который совершенно не смутился протестом.
– Да, анализ, сделанный стажером Агнией Павловной, нельзя рассматривать как экспертизу. И она не выступает в суде в качестве эксперта. Однако стажер запустила весьма любопытный механизм – она подала нам идею сделать пробу крови, уж коли стоял вопрос о пьяных беспорядках, на определение времени выведения этилового спирта и у потерпевшего, и у подсудимого. В день, когда она посетила Киселя Н. В., тот был в подпитии, то есть в крови его был этиловый спирт. Агния Павловна решила вычислить время, спустя кое спирт полностью уйдет из организма, но только лишь с этой одной пробой. Опыт интересный, но не… м-м… без погрешностей ввиду недостаточности данных, однако содержащий в себе идею.
– Возражаю, – вновь прервал Грениха прокурор, сделав движение челюстями, словно сдерживает зевок. – Не по существу.
– К существу я как раз и подобрался. Позвольте продолжить, – возразил Грених. Его тон из мягкого стал ледяным. Об опытах Аси он не мог говорить без нотки теплоты, а когда перешел к делу, в нем не осталось ничего от влюбленного в свою студентку учителя.
– После получения разрешения от Наркомздрава на повторное освидетельствование потерпевшего Киселя Н. В. и подсудимого Цингера М. А. мы явились на квартиру к Киселю, застав его… в пьяном виде. Он решил, что к нему уже являлась медкомиссия, аж дважды, и больше не придет. Поэтому он был застигнут врасплох. Для проведения подробного вышеописанного анализа мы оставили его на целый день в ИСПЭ под наблюдением нескольких врачей, поставивших ему диагноз: первая стадия алкоголизма. Не было необходимости выяснять время выведения алкоголя. К слову, всего восемь часов. А как известно, чем более подвержен пациент этому недугу, тем скорее алкоголь исчезает. У неалкоголиков этиловый спирт держится пятнадцать часов. С Цингером, по его доброй воле, была проведена подобная проба. Но для этого, повторяю, по его доброй воле, он должен был принять некоторое количество алкоголя. Все это происходило под моим личным наблюдением и присмотром других врачей. Расчеты всех фаз резорбции, диффузии и элиминации, то есть всасывания, распределения алкоголя по средам организма и выведения подробно расписаны в таблицах. Вы можете видеть, как эти фазы протекали у алкоголика Киселя Н. В. и неалкоголика Цингера М. А., и сравнить их.
Прокурор поднял протест.
– Товарищ Грених выносит поспешное суждение, вешая
