class="stanza">
О, друг блаженный и ровесник,
Мне тяжесть всякая легка,
Но пусть скорей летит твой вестник —
Листок зеленый голубка.
II
Такую даль увидеть вам во сне бы!
Ковчег мой шел по ангельским следам.
Под ним качалось и ревело небо,
Над ним гремела и неслась вода.
Еще гудел оркестр людских веселий,
Еще худели дети бедняков,
Бил колокол, кружились карусели,
И от борьбы еще дрожал альков,
Когда разверзлись мстительные бездны
И гибнущая дрогнула земля!
И хлынул дождь, и грянул град железный,
И ветер выл, взрываясь и пыля.
Кричали звери и ревели люди,
Обрушивались горы и дома…
Где — память дружб, любимых ног и грудей!
О, этот вой! О, этот плач и тьма.
Ты тяжек был, мой плодотворный жребий —
Ковчег стоял, он ждал средь гор и скал,
И вот — идет в неумолимом небе,
И в клочья рвет грома и облака.
III
Благословляю дыханье маслины.
Уж воздух сиял, напоенный вином,
И горние к нам подплывали долины,
Когда голубок постучался в окно.
Качалась гора — и от ангельских крылий
Легчайший летел над горой аромат,
И руки рванули — и настежь открыли
Ковчег, под которым восстал Арарат.
И вот выхожу к многовласому Ною.
Что — горе и пепел недавних разлук!
О, брат мой высокий. Иду — и за мною
Орел и верблюд, носорог и паук…
О, милые прелести трудного рая.
Нежнейших эфиров колышется сень.
По райскому саду неспешно гуляю —
Босыми стопами по райской росе…
Мы ищем, мы кличем — эй, Господи, где Ты?
И крик — будто песня в счастливой груди.
И белые руки в эфирах воздеты,
И ангел над нами летит и глядит.
IV
Вдруг воздух заиграл, колебля переливы,
И полыхнул — Его глаза!
За стройным ангелом Он шел неторопливо.
И вот — Он стал. И вот — сказал:
— За то, что ты спасал для праведных селений
Стада надежд и стаи слов,
Что табуны Мои от гибели и лени
Твое спасло — твое — весло,
— Что из трясин и бездн ты вывел непролазных
И в горьких водах вел ковчег,
Что огибал обман и острова соблазнов,
И шел на свет, и не спросил — зачем;
— Что в терниях, в дождях растил ты чудный колос,
Что им питал стада, стада…
И в каждом шелесте стерег и слушал голос,
Что реял над тобой всегда;
— Что был напрасен гром воды быстротекущей
Пред крепкою твоей рукой —
Я говорю: взойди на розы райских кущей,
И ляг, и пей, вкушай покой.
— Я видел — высока была твоя работа.
Взгляни на Судные весы:
Ты был упрям и тверд в борьбе водоворотов,
Приветствую тебя, Мой сын!
…И улыбался Ной, и счастье в кущах спело —
Блаженств и тишины часы!
И плыл великий свет, и все цвело и пело:
«Приветствую тебя, Мой сын».
III
47. «Гляжу — и не вижу…»
Гляжу — и не вижу.
Говорю — и не слышу.
Ноги ходят, а я — недвижим.
Грусти о любви же!
Где-то ветры колышут
Рыжий строй, радость рыжую ржи.
Где смех той лачужки —
Сон счастливый и многий —
Те следы, те плоды, та роса?..
Был проще пичужки,
Пятки грел, крепконогий —
Пел в горах и свистал по лесам,
Гнал в тундре оленя,
Шел по выжженным весям,
Льды ломал — и крепил паруса!..
…Свет благостной лени.
Я бесплотен и весел.
Одиночество, стой на часах!
48. «Я все веселье отдаю — и рад…»
Я все веселье отдаю — и рад —
За слабый звон нездешних струн и смеха,
За переброшенное сотни крат —
Из тьмы во тьму летающее эхо.
В полночный час я стерегу простор.
Коплю улов, дрожащий в лунном свете…
Плыви в меня, таинственный восторг!
Я жду тебя, стою голодной сетью!
На что мне — слезы, радость и печаль!
На что мне пыль и шум земной услады!
Душа моя, прощайся — и отчаль
В тишайший край незыблемой прохлады!
Течет и плещет тихий океан
И берега холодные чарует…
Я слышу песню мимолетных стран,
Что благосклонно выплеснули струи.
Я слышу невозможные миры —
И я иду, счастливый и покорный,
Туда, где — знаки выспренней игры —
Качаются серебряные зерна.
О, Господи, промолви мне: растай! —
И кану в тьмы, благодаря и веря.
Как сладок ропот музыкальных стай,
Что плещутся о Твой зеленый берег!
49–50. Тишина
1. «Сияющий песок у запыленных ног…»
Сияющий песок у запыленных ног.
Гудит небытие огромной тишиною.
Опустошен, блажен и одинок,
Стою и слушаю — в пыли и зное.
Неутолимым сном опалена,
Душа ведет меня в огонь и соль пустыни.
Встает миражем сонная страна,
Где все недвижно, благостно и сине.
…Мне вечность зазвучала, как струна,
Семи небес суровое дыханье…
Душа кочевником поет в пустыне сна,
Моих горбов
