имени всей нации повелеваем начать войну и изгнать фоморов из наших исконных земель!».
Речь, вызвавшая слёзы на глазах суровых генералов и лишившая сознания многочисленных представительниц слабого пола, прозвучала в этот миг в самых отдалённых уголках королевства. Во всех трактирах, тавернах и пабах, вплоть до самых захудалых, в это время включили радиоприёмники на полную громкость, позволив айлестерцам услышать голос своего короля. Простой люд, собиравшийся на площадях у громкоговорителей, снимал шляпы в немом почтении. Охватившее народ возбуждение и вызванный патриотизмом подъём сил кое-где вылились в погромы и нападения на иностранцев. Отшумев, участники стихийных демонстраций, всё так же толпами, направляемые ловкими подстрекателями из числа агентов Управления тайного сыска и надзора, двинулись к вербовочным пунктам, желая записаться добровольцами.
Война была объявлена официально.
_______
В первый день мобилизации призыву подлежали лица, уже имеющие воинские звания резерва. Речь шла не только о единственном айлестерском генералиссимусе, но и о многочисленном штате Управления тайного сыска и надзора. Как всегда в таких случаях, никто не мог найти в шкафу брюки или китель от униформы, а некоторые офицеры даже не знали, с какой стороны одевать портупею. В оружейную комнату немедленно выстроилась очередь.
– Эй, куда засовывать патроны – кто-нибудь в курсе? Я только печатной машинкой пользоваться умею, но уж никак не этой штуковиной.
– Это полуавтоматический пистолет системы Вольтица, калибр треть дюйма, инструкция висит на стене.
– Да ты спроси лучше у ап Дросага, он на прошлой неделе возил какую-то потаскушку на пикник, стрелял с ней по пустым бутылкам.
– Господа офицеры военной контрразведки! – Голос ап Дросага пылал негодованием. – Я обучал ценного агента приёмам самозащиты!
– И приёмам борьбы в партере тоже? – Хохот военных контрразведчиков стал всеобщим.
– Особенно! – Ап Дросаг, с лицом, раскрасневшимся от почти искренней обиды, казалось, готов наброситься на обидчика с кулаками. – Я отдаю службе лучшее время своей жизни, душу и тело, в то время как должен бы приберечь их для законной супруги!..
– Да, чего не сделаешь ради повышения… И полковник его жену в это время тоже никакому рукопашному бою не обучает…
– Монтен! Я всё слышал, стервец!
– Ой, пиши на магнитофон, иначе рапорт рассматривать не станут. В любом случае, ты имеешь честь разговаривать с будущим фронтовиком и орденоносцем – я отправляюсь на передовую!
– Фронтовиком и рогоносцем, вернее – так нужно сказать. Не бойся, Монтен, мы присмотрим за твоим домом. Чем ты там собрался заниматься, расстреливать дезертиров?
– Военная тайна. Ты же знаешь: «Обеспечивать секретность проводимых войсками операций, осуществлять воспитание и подготовку личного состава…».
– Да, как-то забыл, спасибо, приятель. А что с этими демонами, нас какому-то мумбо-юмбо обучат, чтобы их отпугивать?
– Что за глупости! Цитирую: «В духе Священного Писания Пресвитерианской Церкви Эзуса…».
– Да, не самая удачная ставка. Кто-нибудь действительно в это верит?
_______
– Осуждённый Глайнис, встать!
Бывший капитан Глайнис, в кителе без погон, без брючного ремня и шнуровок в ботинках, поднялся с простой армейской койки. От недоедания он осунулся, щетина постепенно начала превращаться в бородку. Глаза, горевшие на длинном, вытянутом лошадином лице полубезумным огнём, уставились на вошедших.
– Осуждённый Глайнис, готовы ли вы к исполнению приговора?
– Если я скажу «нет», вы меня не расстреляете?
Офицер в звании капитана, со знаками различия военной прокуратуры, переглянулся со своими товарищами. Те чуть заметно кивнули.
– Ваш ответ я расцениваю как отказ от услуг духовного лица. В связи с этим я уполномочен задать вам ещё один вопрос: готовы ли вы просить о предоставлении вам права замены казни через расстрел на перевод в войска первой линии в звании рядового без права повышения в чине в течение пяти лет?
– Я воспитан в семье военного. Я – офицер! Я…
– Вы не ответили на вопрос, осуждённый Глайнис! – Глаза капитана-прокурора сверкнули. – Не забывайтесь: вы лишены офицерского звания, и звание рядового на данный момент – ваш потолок. Из чувства жалости к вашим близким я повторю вопрос: вы подпишете прошение?
Плечи бывшего капитана безвольно опустились.
– Давайте ручку.
– Поздравляю вас, осуждённый Глайнис, с началом службы в армии Его Величества. Вполне возможно, из вас ещё сделают настоящего мужчину!
_______
Вечеринка была в разгаре. Патефон играл развесёлые мелодии, вино и шампанское текли рекой. Многие подвыпившие художники и деятели искусства, собравшиеся отметить открытие выставки «Современный кубизм», не брезговали распивать водку, пиво и абсент, нередко вперемешку. Казалось, полуночная гулянка, устроенная прямо в выставочном зале, посреди предметов живописи и архитектуры, способных удовлетворить только самые «передовые», как любили выражаться, вкусы, затянется до утра. Тем не менее, этот вечер стал исключением из правил.
Полиция, даже не постучавшись, попросту выломала дверь. В зал ворвалось более дюжины мужчин в форме с дубинками в руках, которые, судя по выражениям их лиц, были настроены более чем решительно. Они, судя по всему, и не собирались предъявлять ордер, зачитывать подозреваемым их права – похоже, формальности интересовали стражей порядка в самую последнюю очередь. Патефон, опрокинутый на пол, разбился вдребезги и мелодия, взвизгнув, оборвалась.
– Что за произвол? Это частная собственность!
– Заткнуть подонка! – скомандовал офицер в униформе защитного цвета. Двое полицейских, не жалея дубинок, обрушились на полупьяного художника. – Данное помещение, не принадлежащее никому из присутствующих по праву частной собственности, арендуется неким В. Лайлом… договор и разрешение на организацию выставки аннулированы в связи с постановлениями правительства №… В общем, ребята, сейчас нельзя ничего арендовать, ничего выставлять, ничего пропагандировать, а тем более – пьянствовать и шуметь среди ночи. Все вы арестованы и отправитесь в армию.
– У меня сколиоз!
– Дубинкой его по спине, пусть выпрямится! – Приказ, тут же с готовностью исполненный, произвёл на собравшихся должное впечатление своей дикостью. Что-то изменилось в отношении властей к искусству и к художникам. – Вы должны знать, что с сего дня окончательное решение о пригодности к службе выносится главой призывной комиссии – в данном случае – мной, так как речь идёт о подвижной призывной комиссии, – независимо от того, какие именно решения выносились ранее в отношении того или иного лица врачами, санитарами или ветеринарами.
Ропот со стороны художников нарастал, некоторые из них бросились на прорыв и даже вступили в драку с полицией, но тем только усугубили своё положение. Жестоко избитые малочисленными, но куда более трезвыми и хорошо тренированными блюстителями порядка, они вскоре построились в колонну по одному и начали грузиться в специально подогнанный к входу фургон с зарешёченными окнами. Самых строптивых заковали в наручники. Офицер в армейской униформе разговаривал с ними особо,
