Еву, прилип к голым ногам. Она тут же озябла, кожа покрылась мурашками, губы дрожали. Слова вовсе не скользили с губ, как она себе представляла, а испуганно падали. Ева прочла заговор едва ли с десяток раз, а сил оставаться на месте было всё меньше.
На очередном «да остынет твоя кровь, как зимою вода в ручье остывает» совсем рядом раздалось глухое рычание. Ева оцепенела, сердце ухнуло вниз.
Прямо на неё, пряча в тумане оскаленную пасть, двигался крупный лохматый пёс. Он остановился в паре шагов напротив и замер, продолжая рычать и щериться. Она подняла перед собой бумажку с проклятием, будто тонкий лист мог послужить щитом от клыков и когтей.
– Уходи, – жалобно пролепетала, – не трогай меня…
Зубастая громадина из самых страшных снов не двинулась с места.
– Уходи, – снова попросила Ева и чуть махнула листком.
Пёс ощерился сильнее, переступил лапами. Еве показалось, что внутри остывает кровь. Так должна была остывать Вадикова жена, а вовсе не Ева. Наверное, убийцы тоже холодеют, вместе со своими жертвами. К горлу подступала тошнота, тело мелко трясло. Она качнула дрожащий в руке листок в сторону пса и разжала пальцы:
– Вот – забирай… Я передумала… Забирай и уходи, ладно?..
Слова давались с трудом, колени подгибались. Ева обессиленно опустилась вниз – в белый ночной туман, в чёрную пыль перекрёстка.
– Ну, не трогай меня, собачка, пожалуйста… – И принялась реветь, изредка поскуливая.
Собака перестала скалиться, подошла ближе, осторожно обнюхала брошенную бумажку.
– Лучше бы котлетку, – почудился Еве густой приглушённый бас.
Она даже рыдать на мгновенье перестала и взглянула, округлив глаза. Пёс лишь молча ткнулся холодным носом в её висок и, мягко ступая, потрусил туда, откуда появился. Туман потянулся следом за животным и тоже исчез.
Когда истерика унялась, Ева поднялась с земли, поозиралась и побрела к своим вещам, вытирая мокрые щёки пыльными ладонями.
За спиной кто-то тихо позвал:
– Ева-а-а…
Она вздрогнула, хотела обернуться, но вспомнила предупреждение колдуньи: не отзываться, не останавливаться – это потревоженная нечисть манит к себе.
– Ева-а-а… – прозвучало громче и настойчивей.
Нужна плата за беспокойство. Лучше серебро. Кроме маминого подарка, у Евы ничего с собой не было. Она прижала кольцо к губам. Только не его. А может?.. Ева повертела в руке смарт, взятый в кредит, выдохнула и швырнула его через левое плечо.
Вместо звука падения услышала сзади удивлённое:
– Ух ты, это ж последний, новенький… Вот дура, чуть не разбила…
Не веря собственным ушам, она шепнула «уплачено» и ускорила шаг.
Подхватив с обочины вещи, она быстро оделась, закинула на плечо рюкзак и побежала в город.
«Точно дура, точно, – ругала она себя, – не настолько Вадичек важная птица, чтоб ради него людей убивать. Он бы ради меня точно не стал. Он мне даже про любовь не говорит. Весело ему надо. Весело! Перебьётся!»
* * *
Закутавшись в длиннополый халат, растрёпанная и сонная Белава пила кофе из крошечной чашки. Рассветное солнце пробиралось в щель между занавесками. Взгляд колдуньи рассеянно скользил по строчкам распахнутой книги в золотом переплёте. «Методология проклятий, – значилось вверху страницы. – Глава 6. Способы предотвращения.»
Заверещал дверной звонок – колдунья вздрогнула.
– Кого там несёт в такую рань?
Она нехотя шла по коридору, надеясь, что незваный гость как-нибудь сам по себе испарится.
Трель повторилась. Белава поморщилась, приникла к дверному глазку и недовольно открыла.
– Что за ранние визиты? Да ещё в таком виде? – ведьма неодобрительно взглянула на заплаканные глаза и грязные щёки визитёрши.
– Вы же… вы же привороты тоже делаете? – выдохнула скороговоркой Ева, крутя на пальце серебряное кольцо с гравировкой «Всё в твоих руках».
В Руебурге всё спокойно
Виктория Радионова
Субботнее утро в полицейском участке Руебурга выдалось нескучным, что и следовало ожидать после пятничного вечера. В очереди у кабинета инспектора обсуждали злоключения, которые вырвали добропорядочных граждан из домашнего уюта, лишили удовольствия провести начало выходного дня за чашечкой кофе со штруделем и собрали в стенах казенного дома.
Центром общения стала дама, у которой похитили горшки с гортензией. Пробудившаяся в ней мисс Марпл включила все методы дедукции и индукции и уже практически раскрыла дело: раз горшков четыре, значит, похитителей двое – унесли краденое в обеих руках.
Подозрения падали на семейную пару, накануне бойко нахваливавшую те самые растения.
– Но я не буду называть имён, даже не просите! – дама была так категорична, будто кто-то умолял её это сделать.
– Это их работа, – она недовольно вскинула голову в направлении кабинета. – Моё дело сообщить.
– Верно, верно, – лысеющий господин, то застёгивающий, то расстёгивающий тесноватый пиджак, кивал на каждое слово.
Он столкнулся с неприятностями ранним утром, когда не обнаружил на обычном месте велосипед, которым сам глава муниципалитета премировал его за многолетний труд почтальоном.
– Я, знаете ли, не любитель езды. Но это же форменное безобразие!
– Да-да, жизнь в городе становится невыносимой! – сокрушалась бывшая хозяйка гортензий.
Время шло. Очередь не двигалась. Кроме утраченных гортензий и велосипеда, успели обсудить шум после установленного времени, надпись на стене дома: «Мичта збывайса!», экскременты мопса, упорно оставляемые им на лестничной площадке…
Коридорные расследования прошли все этапы: от копания в подробностях до переливания из пустого в порожнее. Каждый «самсебедетектив» всё более убеждался в бесполезности своего обращения в полицию. При подробном рассмотрении дела оказывались мелкими, даже ничтожными.
– Вот если б убийство…
– Вот да!.. Ой!
– Ох! Да что вы такое… Не приведи господь!
– Верно, верно…
Повисло неловкое молчание. Напрашивался вывод: от пустых разговоров никакой пользы, кроме вреда. Но чем же ещё занять себя томящимся в ожидании? А всему виной, конечно, никчёмная работа полиции.
Но критиковать полицию в полицейском участке никто не решился.
Молчаливый дискомфорт продлился до четверти одиннадцатого. В это время в участок ворвался человек респектабельного вида в крайне взвинченном состоянии. Не обращая внимания на очередь, он прямиком устремился в кабинет инспектора.
Распахнутая входная дверь с грохотом захлопнулась. Торопыга замер на полушаге, обернулся и только сейчас заметил остальных ожидающих.
Пристальные взгляды заправских детективов изучали новичка.
На вид лет сорока. Высокий, в отличной физической форме. Из-за состояния, близкого к панике, растерявший всю элегантность: дорогое пальто нараспашку, люксовые туфли от Эда Майера перепачканы глиной, словно он нёсся сюда через дикую часть Вестпарка. Только там на дальних дорожках после дождя можно найти грязь. Но чтобы в городе?..
Под очками в золотой оправе тёмные круги бессонницы были ещё заметнее. Одной рукой он ворошил всклокоченные волосы, в другой подрагивал небольшой кейс.
